Воспоминания немецкого генерала.Танковые войска Германии 1939-1945

Одним из важнейших требований фронта было устройство за первой полосой обороны (HKL — «Hauptkampflinie»), создававшейся в обычных боевых условиях ещё и второй полосы обороны («Grosskampflinie»), на которую можно было бы опереться в крупных оборонительных сражениях. Фронтовые командиры требовали, чтобы примерно в 20 км в тылу от переднего края первой полосы обороны возводились для ведения крупных сражений сильные, тщательно замаскированные и занятые войсками позиции. Далее, они желали получить инструкции по обороне, которые давали бы им право непосредственно перед началом артиллерийской подготовки противника, отходить своими основными силами на вторую полосу обороны, оставляя на первой лишь небольшое прикрытие. Такой манёвр сделал бы артиллерийскую подготовку её совершенно напрасной, свёл бы на нет все продолжительные приготовления противника к развёртыванию своих сил, заставил бы его натолкнуться на хорошо подготовленный рубеж обороны и отступить. Нет сомнения, что это требование было вполне обоснованным. Я изучил его и доложил Гитлеру. Он вышел из себя и совершенно отказался мириться с таким положением, когда без боя хотели оставить территорию глубиной в 20 км. Гитлер приказал создавать главную линию сопротивления в 2–4 км от переднего края обороны. При отдаче этого бессмысленного приказа он полностью жил воспоминаниями о первой мировой войне, причём никакие аргументы не могли заставить его отказаться от своего решения. Эта ошибка очень сильно дала себя знать, когда в январе 1945 г. русским удалось осуществить прорыв, а резервы, опять же в соответствии с категорическим приказом Гитлера и вопреки моему совету, были подтянуты близко к линии фронта. Передний край обороны, главная линия сопротивления и резервы — всё сразу попало под удары русских и было одновременно опрокинуто. Гнев Гитлера обратился теперь на людей, строивших укрепления, а когда я стал возражать ему, — также и на меня. Он приказал принести стенограмму совещания, проведённого осенью 1944 г., на котором обсуждалось положение главной линии сопротивления, так как теперь он начал утверждать, что всегда стоял за расстояние в 20 км. «Какой дурак может приказать такую ерунду?» Я обратил его внимание на то, что это он сделал сам. Принесли и стали зачитывать стенограмму. Но после нескольких предложений он приказал прекратить чтение. Это было ясное самоизобличение. К сожалению, пользы в нём не было, так как прорыв фронта был свершившимся фактом.

Мы ещё вернёмся к тактике Гитлера при описании крупного наступления русских. Гитлер всё ещё жил верой, что только он является единственным действительно боевым солдатом в главной ставке, и поэтому считал, что большинство его военных советников неправы, а прав только он. К тому же он страдал манией величия, которая подогревалась хвалебными песнопениями его «партейгеноссен», начиная от фон Риббентропа и Геринга. Всё это приводило к тому, что Гитлер считал себя полководцем и поэтому не терпел поучений: «Вам нечего меня поучать! Я командую германскими сухопутными силами на фронтах уже пять лет, я накопил за это время такой практический опыт, какой господам из генерального штаба никогда не получить. Я проштудировал Клаузевица и Мольтке и прочёл планы стратегического развёртывания Шлиффена. Я больше в курсе дела, чем вы!» Это одно из многих его замечаний, которые делались по моему адресу всякий раз, когда я стремился растолковать ему требования современного момента.

Несмотря на то, что у нас было полно своих собственных забот, тут ещё и венгры доставляли нам заботы своей недостаточной боеспособностью и сомнительной союзнической верностью. Я уже упоминал о позиции, занятой регентом Хорти по отношению к Гитлеру. Пусть эта позиция с венгерской точки зрения и была понятной, с нашей же, германской точки зрения она была ненадёжной. Регент Венгрии уповал на сотрудничество с англо-саксонскими державами. Он хотел установить с ними связь воздушным путём. Пытался ли он это сделать, были ли англо-американцы склонны к этому со своей стороны, — мне неизвестно. Но я знаю, что группа высших венгерских офицеров перешла к противнику. Так поступил 15 октября генерал Миклош, с которым я познакомился в Берлине, как с военным атташе, и начальник венгерского генерального штаба Вереш, который незадолго до этого, находясь у меня в Восточной Пруссии, давал заверения в своей союзнической верности и получил от меня в подарок автомашину. На этой автомашине, на моём собственном «мерседесе», спустя несколько дней он и уехал к русским. На венгров нельзя было больше полагаться. Гитлер свергнул режим Хорти и на место последнего поставил Салаши, венгерского фашиста, бездарного и неэнергичного. Это произошло 16 октября 1944 г. Но это нисколько не улучшило положения в Венгрии; исчезали скромные остатки обоюдного доверия и симпатии друг к другу.