Воспоминания необразумившегося молодого человека

Прага – самый красивый город в мире после Биаррица. Это Венеция без общих мест, Рим без итальянцев, Париж без приятелей. Один недостаток: очень уж холодно. Нам повезло пережить там великие моменты горячей людской солидарности. Демократизация в какой-то мере послужила нам обогревателем.

Бродя в толпе, я подытоживал собственное положение: в тот момент я вовсю открывал для себя большую любовь, как жители Праги открывали для себя свободу. Впервые в жизни я чувствовал, что женщина может быть для тебя не только тюрьмой. Этому способствовала и обстановка. В то время как Вацлав Гавел воплощал в себе путь выхода из тоталитаризма, Анна казалась мне антидотом против супружеской скуки. Я снова ощущал свою созвучность окружающему миру. Пиво лилось рекой, я сжимал Анну в своих объятиях и благословлял революцию. Люди начинали разговаривать друг с другом, головы начинали кружиться, женщины-раздеваться. Я старался ничего не упустить: любое воспитание чувств, возможно, предполагает наличие вокруг революции. У Фредерика Моро это была революция 1848 года, Марк Маронье подбирал то, что ему осталось.

Часть пятая. От пустоши до буквы

Я никогда не мог смотреть

на плечи молодой женщины,

чтобы у меня не возникла

мысль создать с ней семью.

Валери Ларбо

Каждый посту-, поступает

Как он знает, знает, знает.

Chagrin d'amour

Для меня нет ничего более мучительного, чем описания. Я задаюсь вопросом: а зачем они вообще нужны? К чему объяснять, что в Ниме голубое небо, что пасти холодный, что сверчки шуршат, а арены полны окровавленных быков?

Мы приехали сюда на свадьбу Жан-Жоржа и Виктории, но это еще не повод, чтобы лишать себя посещения корриды. Анна грызет миндаль, и бык опускает голову. Анна поправляет прическу, и тореро хочет выжить. Анна закрывает глаза, и убийство совершается. Анна машет платком, и распорядитель корриды награждает тореро двумя ушами. Анна массирует мне затылок: от попыток уследить за обоими зрелищами сразу у меня разболелась шея.

Занятие любовью в грязи не лишено приятности, к тому же полезно для кожи. Я называю это «одним ударом убить двух зайцев». Хочу поблагодарить вечернюю грозу, без которой все это было бы невозможно, а также тучи, домик отца Анны, в котором мы укрылись, и всю команду дождевых луж. Вдобавок я благодарю отца Анны за то, что он любезно скончался в начале лета, дабы мы могли воспользоваться его загородным домом.

Анна безумно обожает все, что тает: шоколадное мороженое в жару, меня, когда во мне просыпается нежность. И как перед ней устоишь? Она лузгает семечки под синим небом. Испанцы называют их «pipas». Это слово написано на пакетике, вызывая у меня забавные фантазии. Мы загораем и то и дело наполняем собой бассейн. Я счастлив; ну что ж, тем не менее я пытаюсь писать. Цикады трещат как маракасы.

В комнате пахнет чесночным соусом «айоли», оливковым маслом на салатных листьях и маслом «Монои» на женских грудях. Мы слушаем компакт-диски. Ненавижу компакты. Они никогда не заезживаются. Они стерилизуют музыку. Слушать лазерный диск – все равно что трахаться в презервативе. Безопасно. Джи-ми Хендрикс вовремя умер.

Любой, кто хочет мало-мальски понять общество, непременно должен часок посидеть с блокнотом и ручкой на краю танцпола в ночном клубе. Тут есть все: и классовые взаимоотношения, и способы соблазнения, и кризисы культурного (или сексуального) самоопределения, и групповая терапия. Всякий социолог, не изучивший вдоль и поперек ночную жизнь больших столиц, не достоин своего звания. Впрочем, для того чтобы экзамены по социологии хоть сколько-нибудь отражали реальные познания, они должны были бы проходить в Баладжо.

Это был краткий обзор теорий, которые я излагал вчера вечером в «Скатоле», небольшом курортном заведении в Порт-Камарг, где мы провели восхитительно банальный вечер. Обожаю курортные заведения: они успокаивают мой противоречивый разум. Когда на улице дождь, в них можно встретить кого угодно. В то время как в хорошую погоду только настоящим прожигателям жизни хватает безумия сидеть в четырех стенах. Что и требовалось доказать.

Это не единственная причина моего пристрастия к курортным ночным клубам. Помимо финансового аргумента (за стоимость одной бутылки можно было бы купить для одного себя целый бар), существует и такая очевидная вещь: все девушки красивы, когда они загорелые. Особенно толстушки. Если б я был некрасивой женщиной, то поселился бы на Лазурном берегу и сбрасывал вес на дискотеках под открытым небом.