Иногда Стынский не ограничивался стуком в дверь и выманивал обитателя треугольника на прогулку, для ознакомления, как он говаривал, с "глубоким тылом грядущего, сиречь сегодняшним днем". Они подымались по крутому откосу Крутицкого переулка мимо древней, с каменными балясинами поверху Успенской стены к легкому надвратному теремку, подымающему над грохотами Москвы свою из дальних веков сине-зелеными глазурями и поливами мерцающую чешую. Над извивами воротной бронзы - перегораживающая путь жесть: карантинный пункт. И двое поворачивали назад.
- И в самом деле,- улыбнулся однажды Стынский, когда они подходили уже к дому,- какая шурумбурумная ветошь этот сегодняшний день, эта вот верхняя кожица на бумажных налепях афишного столба, женщины, подкрашивающие губы, и мужчины, краснящие то, что с губ,- и все это точно из старой, со слипшимися листами, книги.
Иногда Стынский увлекал подступенного жителя на более дальние прогулки и экскурсии, знакомя его с "археологией новостей", как он выражался. Штерер, покорно сгибая плечи, появлялся вслед за своим чичероне на многолюдных литературных и научных собраниях, отслушивал речи митинга, смотрел под подымающийся занавес театра, и по глазам его, в которые не раз украдкой заглядывал Стынский, никак нельзя было угадать, напоминает ли ему вся эта пляска секундной стрелки о пережитых годах будущего или нет. Присутствие Штерера не порождало осложнений, если не считать, впрочем, мелких случайностей,- вроде той, какая приключилась на лекции о предстоящей мировой войне: докладчик, плавно закругляя итоги, по несчастной случайности наткнулся зрачками на Штереровы зрачки, перепутал листки, потерял нить и не мог выкарабкаться из паузы. Было и еще два-три самоуладившихся эпизода, но в общем люди, сшивающиеся у буфетных стоек и барьера раздевалки, были слишком заняты глотанием пузырьков лимонада, пересчетом серебряной сдачи, локтем соседки и номерком, болтающимся на пальце, чтобы заметить высокого человека, спокойно проходившего за их спинами.
Правда, кой-кто в литературном мире не успел еще забыть рассказ о времярезе, врезавшийся в череду четверговых чтений у Стынского: слух о договоре на "Воспоминания" о том, чего еще не было, заставлял иных негодовать, других - осторожно нащупывать почву... почем, так сказать, будущее и нельзя ли как-нибудь и им? Кой-кто пытался расспрашивать Стынского как человека, стоящего ближе всего к совершающейся в подлестничной каморке работе, но Стынский, что ни день, становился все менее и менее разговорчивым, ответы его были желчны, кратки, энигматичны или их вовсе не было. Вообще, по наблюдению знакомых, характер хозяина четвергов стал меняться, и как будто не к лучшему. Самые четверги нарушили свой регулярный ход и затем стали. Общительный созыватель пс.-ов, веселый организатор "известняка" стал отстраняться от встреч, пересудов и литературных кулис.
Однажды во время обычной прогулки к Крутицкому теремку,- это было серебристо-серым сентябрьским вечером,- Штерер сказал:
- Теперь я понял, почему то буду, в котором я был, виделось мне так мертво и будто сквозь пелену: я получил лишь разность меж "буду" и "не буду"; я хочу сказать: мертвец, привязанный с седлу, может совершить взъезд на крутизну, но... это, конечно, глупейшая случайность, и, если б не она, вы понимаете...
Дойдя до надвратных, в серый воздух вблескивающихся древних полив, двое остановились, глядя сквозь плетение бронзовых створ на скучный булыжник карантинного двора. Помедля минуту, Штерер добавил:
- Завтра я допишу последнюю страницу.
Обратно шли молча.
Через несколько дней рукопись, вспоминающая о будущем, прописанная по входящим, переселилась в портфель редакции. Автору было предложено "наведаться через недельку". Однако не истекло и двух суток, как телефонный звонок стал разыскивать и выкликать Штерера. Штерер явился на прием. Волосы, встопорщенные вкруг наклоненной над знакомой тетрадью лысиной, нервно взметнулись навстречу вошедшему:
- Ну, знаете, это что же такое?! Подумали ли вы о том, что написали?.
- Мне бы хотелось, чтобы это сделали другие: мое дело факты.
- Факты, факты! Кто их видел, эти ваши факты? Где тот свидетель, спрашиваю я вас, который придет и подтвердит?
- Он уже идет. Или вы не слышите? Я говорю о самом будущем. Но если вы подозреваете...
Рука Штерера протянулась к тетради. Издатель притиснул ладонями листки к столу:
- Нет-с. Торопом только блох бьют. Не такое это дело, чтоб ах, да рукою мах. Изрядувонный казус. Поймите: заплатить за эту вот удивительнейшую рукопись двумя бессонницами я могу, подставить под ее перечеркивающие строки все вот это,- говоривший пнул рукой кипы наваленных по обе стороны стола тетрадей и папок,- это уже труднее, и притом пока там ваша улита, или, как вы ее называете, едет...
Издатель пододвинулся ближе к Штереру:
- А может быть, вы бы согласились кой-что подправить, опустить, ну и?..
Штерер улыбнулся:
- Бы предлагаете мне перепутать флажки и сигнализировать: путь свободен.
Лысинный круг вспыхнул алой фарбой:
Анна Михайловна Бобылева , Кэтрин Ласки , Лорен Оливер , Мэлэши Уайтэйкер , Поль-Лу Сулитцер , Поль-Лу Сулицер
Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Приключения в современном мире / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Фэнтези / Современная проза