Собственно говоря, аргументы здесь можно приводить еще долго, но если отвлечься от конкретных доводов чисто экономического плана, то, частично повторяя начало главы, противоречие между этими двумя группами можно сформулировать так. Пессимисты смотрят на сложившуюся ситуацию с точки зрения старых критериев, а оптимисты – новых. И такое различие не может быть приведено к общему знаменателю иначе, как победой одной из двух идеологий: либо ПМ действительно шагает по планете, и тогда верны оценки оптимистов, либо имеет место научная ошибка – и тогда для описания действительности следует использовать методики пессимистов.
Для России это тем более важно, что М развивался на Западе в рамках капитализма, на Востоке – социализма, но на сегодня он в любом случае вынужден проиграть ПМ в рамках естественного развития общества. Если предположить, что именно США являются лидером построения постмодернистского устройства мира, то в них этот проигрыш постепенно оформлялся в 80-е годы, после мощного толчка реформ Рейгана. С этой позиции, в СССР разрушение общества М произошло одномоментно, как раз в результате безнадежной конкуренции с уже сформировавшимся в США ПМ, что не позволило создать национальноориентированной модели ПМ, как это удалось сделать в рамках М. Но это только означает, что целиком или по частям, но Россия будет вынуждена принять ту модель ПМ, которая уже построена, и ее сопротивление по различным направлениям (типа несогласия с западной версией событий Второй мировой войны) бессмысленно и безнадежно.
Противоположная точка зрения не столь оформлена, но в соответствии с ней беда состоит как раз в том, что реально постиндустриальное общество построено не было и, соответственно, ПМ, как явления реальности, а не выдумки рафинированных интеллектуалов, на сегодня просто не существует. А тот идеологический мираж, который был сконструирован в 90-е годы XX в., находится, грубо говоря, на последнем издыхании. И в самое ближайшее время должен будет рассыпаться, вернувшись к классическому М, причем в его достаточно ранних, грубых формах. И для различия двух этих случаев необходимо найти критерий, применение которого достаточно убедительно бы показывало отличие двух этих случаев.
Начнем мы с простого примера: представим себе, что существует крупный комбинат, который в рамках разделения труда и концентрации производства начал юридически выделять из себя различные цеха и службы, физически оставляя их на месте. При этом по каким-то причинам эти новые юридические лица продолжают работать именно в рамках сохранения старых производственных цепочек, не выходя на свободные рынки, и как потребители, и как покупатели. И пусть работники каждого цеха или крупного отдела еще и живут вместе, каждые в своем отдельном небольшом поселке, со своим местным бюджетом.
При этом распределение добавленной стоимости между различными цехами происходит в рамках работы заводоуправления: цеха вынуждены работать по тем правилам, которые им спускают оттуда. И ситуация складывается так (что есть, разумеется, результат работы планового и финансового отделов), что практически все они работают с нулевой рентабельностью, а основную прибыль фиксирует на себя заводоуправление, которое производит не собственно товары, продающиеся на рынке, а услуги для цехов производителей.
Как будет воспринимать мир та часть бывшего предприятия, которая составляет это заводоуправление, т. е. бухгалтерские, маркетинговые и проектные отделы? Те люди, которые живут в поселке и воспринимают мир исключительно с точки зрения своей жизни? Не возникнет ли у них ощущение, что они в рамках своего места обитания/службы построили постиндустриальное общество? Особенно если развитие информационных технологий позволяет практически всю работу делать, не приезжая на комбинат, а фактически дома? Как различить случай такого локального мирка, который автоматически исчезает при изменении экономических условий, делающих любому из цехов экономически более выгодным выход из производственной цепочки и т. д., от случая, когда внедрение информационных технологий реально становится не просто видом экономики, но и начинает принципиально менять всю общественную структуру?