Отметим, что сама по себе западная система ценностей тщательно затушевывает свое отличие от предыдущих систем. Она (в рамках той же политкорректности) запрещает публичное обсуждение отличия феномена протестантизма от православия или католичества – чтобы не выпячивать свой реальный отказ от библейских ценностей. Она прилагает колоссальные усилия для того, чтобы максимально обелить банковскую деятельность, которую объявляют достойной и уважаемой профессией на протяжении всей истории человечества – хотя в течение 1500 лет христианского и (частично) мусульманского господства в Европе банкир (ростовщик) не мог считаться уважаемым членом общества, поскольку открыто и публично нарушал обязательные к исполнению библейские заповеди. А первое банковское законодательство появилось в Западной Европе только в середине XVI в. – через пару десятилетий после тезисов Мартина Лютера.
Наконец, западная система ценностей включает в себя тщательно разработанную концепцию развития истории, которая выводит традиции демократии из афинской демократии Древней Греции. Не будем заострять внимание на том, что все города-государства Древней Греции были рабовладельческими, отметим только, что они были языческими. И после прихода христианства ни о каких рабовладельческих демократиях и речи больше не было.
Впрочем, западных историков это не смущает. Они радостно выстраивают единую линию исторического развития, для чего используют достаточно аморфный, но крайне обширный термин «цивилизация». Делается это неспроста. Дело в том, что хотя система ценностей в рамках Европы только с XVI в. изменилась по крайней мере трижды (причем в разных направлениях), культура, в общем, сохраняла преемственность. И по этой причине примат западных историков, защищающих свою систему ценностей, явно принадлежит культурному, а не ценностному пласту, поскольку именно в нем труднее увидеть принципиальные изменения, которые происходили за последние 500 лет и которые мы на многих примерах показали выше и еще покажем далее.
Ну и наконец следует отметить, что принципиальный отказ от библейских догматов, характерный для протестантизма (см. ниже), делает его все-таки ближе к язычеству. И в этом смысле выбор Афин в качестве образца является скорее попыткой затушевать отказ от христианства (и вообще от библейских ценностей), о котором все-таки открыто говорить пока рано.
А вот XVI в. западные историки любят. Не потому, что отмечают в нем первое за полтора тысячелетия принципиальное изменение базовой системы ценностей для части населения Европы, а потому, что им очень нравится сама возникшая в то время система, т. е. протестантизм, и ее идеологическая производная – протестантская этика. И в этом месте осуществляется замечательный подлог: сама протестантская этика описывается во всем своем великолепии, но не говорится о том, что с точки зрения предыдущей системы ценностей (библейской, в широком понимании этого слова) она недопустима, поскольку является опасной и агрессивной ересью (то, что в русской традиции называется тоталитарной сектой).
Да и появилась эта концепция много позже, через несколько веков, ее привязали к Реформации задним числом, исходя из идеологической целесообразности. В то же время те возможности, которые появились в связи с отменой части библейских ценностей, в частности запрета на ростовщичество, западной пропагандой активно продвигаются, причем неявно подразумевается, что они развивались и до XVI в., только с расцветом протестантизма скорость их развития существенно выросла.
Точно так же не обсуждается реальная система ценностей социалистических идей, которые возникли в конце XVIII в. как ответ на совершенно человеконенавистнические капиталистические общества и представляли собой фактически попытку вернуть на место запрет на ростовщичество в форме обобществления средств производства. Отметим, что в СССР был реализован достаточно крайний вариант этих идей, но ведь успех был достигнут грандиозный. Особенно если учесть, что, как это было описано чуть выше, СССР в 70-е годы мог выиграть холодную войну и не преуспел в этом только потому, что его тогдашние руководители не хотели рисковать оказаться в той же ловушке, в которой сейчас оказались США. То есть в ситуации, когда мощи страны может не хватить на то, чтобы удержать от скатывания в хаос той половины мира, в которой вдруг исчезли «скрепы», обеспечивающие управление и порядок. Впрочем, специфика западной системы управления такова, что проблемы решаются по мере поступления, почему сначала мировая система социализма и СССР были разрушены, а потом все задумались о последствиях, с которыми мы сегодня сталкиваемся.