Воспоминания о Дмитрии Сергеевиче Сипягине

Я с ужасом услышал имя Данилевского и объяснил Сипягину всю нецелесообразность брать на данную роль кабинетного ученого, хотя бы и умного, но никогда не занимавшегося администрацией и далеко стоящего от медицины собственно. По-моему, на такую должность надо брать непременно врача – и притом врача с именем, известного русскому обществу своей практической деятельностью, который представлял бы собой авторитет не только для врачей, но и для администраторов. «Все это прекрасно, – сказал Сипягин, – но где же взять такого человека. Ведь вот на вас, напр‹имер›, не могу же я рассчитывать; навряд ли вы согласились бы променять профессуру и вашу практику на чисто административную должность».

«Не знаю, – ответил я, – все зависело бы от тех условий, в которые я был бы поставлен». «Тем не менее, простите, я сомневаюсь, чтобы вы пошли на это», – закончил Д. С. как-то рассеянно, встал и простился.

Перед тем, однако, чтобы браться за составление записки, я решил посоветоваться с очень хорошим моим приятелем Александром Семеновичем Стишинским[16], который в то время занимал пост товарища министра вн‹утренних› д‹ел› и был в очень близких отношениях с Сипягиным.

Я не разделял мнения о необходимости и даже возможности создать новое министерство здравоохранения и полагал достаточным для начала образовать Главное Управление при министерстве вн‹утренних› дел, предполагая, что министр вн‹утренних› дел мог бы быть одновременно и министром здравоохранения так же, как он состоял тогда и министром почт и телеграфов, и с тем, чтобы начальник Главного Управления здравоохранения пользовался бы правами товарища министра. Осуществить такой проект было бесспорно легче, чем провести новое министерство, – нужно было меньше средств и такой проект не вызвал бы слишком большой оппозиции со стороны других министров и в Государственном Совете; при этом я уже знал, что Витте даст свое согласие на такую комбинацию, и проект, представляемый Сипягиным при поддержке Витте и соответствующий желаниям Государя, имел за собой все шансы быть принятым. Для начала следовало бы назначить избранное лицо на бывшую тогда вакантной должность председателя медицинского совета и поручить тому же лицу должность директора медицинского департамента. Такое временное объединение двух должностей можно было легко провести тогда Высочайшим повелением, а избранное для сего лицо получило бы возможность ознакомиться с истинным положением дела на основании материалов медицинского совета и медицинского департамента, изучить деятельность этих учреждений на практике и представить затем обоснованный и подробный проект организации Главного Управления для проведения его законодательным порядком. Все это не требовало большой ломки, больших средств, не затрагивало интересов других ведомств и могло быть проведено в жизнь без всякого шума и трескотни.

А. С. Стишинский в принципе согласился со мною и спросил меня, не согласился бы я взяться сам за все это дело. Я ответил ему, что ради пользы дела, которому я придаю государственное значение, я, может быть, согласился бы отдаться ему целиком, если мне будет предоставлена достаточная самостоятельность, тем более что, по-моему, Главное Управление со временем превратится в особое министерство, но я не знаю, как относится Д. С. Сипягин ко мне. А. С. Стишинский предложил от себя переговорить с Сипягиным и позондировать почву.

Через непродолжительное время Стишинский приехал ко мне и сообщил, что Д. С. отнесся очень сочувственно к моему проекту, но пожаловался, что не имеет в виду подходящее лицо. А. С. указал на меня. Сипягин высказал, что лучшего кандидата он не знает, но сомневается в моем согласии. Стишинский ответил, что знает меня давно как человека идейного и не сомневается в моем согласии. «В таком случае и отлично, – сказал Сипягин, – я очень рад; пусть он скорее подаст записку, и я уверен, что мы с ним поладим». «Пишите же скорее записку, – закончил Стишинский наш разговор, – и я вперед поздравляю вас с успехом. Я лично считаю, что вопрос можно считать решенным».

Происходило это в мае 18… г.; я тотчас уехал к себе в «Гарболово» и там три дня, не вставая от стола, в тиши написал записку, которую и привез для прочтения Стишинскому. Он одобрил и благословил представить ее министру, что мною и было исполнено.

После этого, летом, я был в качестве врача на даче у Сипягина. После консультации Д. С. сказал мне, что прочитал мою записку, в общем согласен со мною, но считает необходимым об этом вопросе еще подумать и с кое-кем переговорить. Вероятно, он пригласит меня зимой для дальнейших переговоров.

VI

В феврале 1902 г. я был вызван экстренно в «Рамонь» к Принцу Александру Петровичу[17], тяжело заболевшему. Там я произвел Принцу тяжелую операцию вследствие гнойного воспаления нижней челюсти. Пробыл я там дней десять и передал еще тяжелобольного Принца моим заместителям, что меня немало беспокоило.