Читаем Воспоминания о Ф. Гладкове полностью

На одном из заседаний Приемочной комиссии Союза писателей СССР, где Гладков много лет прилежно и плодотворно работал, обсуждался, насколько мне помнится, вопрос о приеме в Союз Д. Гранина; член комиссии, выступавший по произведениям Гранина, нет-нет да допускал в своей речи отмеченные выше «дворянские» погрешности. Федор Васильевич внимательно слушал, а потом беспокойно задвигался на стуле, начал сердито, изнутри, покусывать губы и послал выступавшему писателю такую записку:

«Зачем Вы говорите: тэма, революционэр и т. д.

В русском языке нет э в середине слова, кроме слов, подобных поэзии, дуэт (после гласных). Иностранные слова, вошедшие в обиход, немедленно русеют, т. е. произносятся по всем «законам», артикулам языка. Надо говорить тема, революционер и т. д.».

Таким был Федор Васильевич в общественных делах и в своем творчестве — всегда прямолинейным.

Страстно ненавидел он всякую фальшь, ложь, пустое краснобайство, шутовство. Был горяч и беспокоен, во все вмешивался и воевал всякий раз, когда надо было постоять за правоту принципов, какие он исповедовал. Иногда с этими принципами приходилось ему туговато, но, пройдя через трудные годы, он сохранил особенности и чистоту своей души.

Всем памятны публицистические выступления Ф. В. Гладкова против пережитков прошлого — пьянства, моральной распущенности. Они отличались большой остротой и резкостью, а когда о них заходила речь, Федор Васильевич говорил:

— Не могу спокойно писать об этом! Слишком много зла от вина и разврата приходилось видеть мне в раннем детстве, да и в зрелые годы... Резко пишу, все надеюсь: авось мои статьи и направят кого-нибудь на путь истинный.

И в то же время внешне суровый Гладков ни в малой степени не может быть заподозрен в ханжестве. В его широко гостеприимном доме на праздничном столе бывали вина различных крепостей и марок. Но за этим столом все знали меру...

Гладков всегда был обращен к современности — и в произведениях о наших днях, и в автобиографических повестях, где речь шла о предпосылках и подступах к революции, о тернистом пути родного народа сквозь невыносимый гнет, беспросветную темноту и невероятную дикость к осознанию своего человеческого достоинства, к боям за освобождение.

«...Тружусь над эпопеей о русском народе, — говорил Гладков на Втором Всесоюзном съезде писателей, — о событиях и людях начала нашего века... Но, ей-богу, товарищи, я пишу о современности».

Вскоре после съезда вдруг начались придирки к мысли Гладкова о том, что произведения, посвященные, казалось бы, прошлому, могут служить решению современных задач. Гладков настаивал на своем и говорил: «Не хотят считаться с тем, что без глубокого знания вчерашнего дня нельзя понять и оценить день сегодняшний! Многие ошибки нашей молодежи как раз и проистекают оттого, что молодые товарищи, в сущности, плохо представляют себе минувшие годы. Разве рядом с нашими великолепными достижениями у нас не проявляется порой дикость, не уступающая виденной мною в юности? Разве не нужно показать, что она присуща только старой жизни и нетерпима в новой? Часто говорим — «пережитки прошлого», но для молодого поколения это понятие бывает как бы лишено содержания, чистая абстракция. А капиталистическая эксплуатация, а угнетение женщины?!.. Нет, я пишу о прошлом в интересах настоящего, чтобы помочь современникам лучше разобраться в современности...»

В заключение хочется напомнить полузабытый эпизод искреннего признания заслуг двух наших писателей со стороны представителей одной из братских социалистических стран. В феврале 1959 года, вскоре после смерти Ф. В. Гладкова, делегация Румынской рабочей партии, присутствовавшая на XXI съезде КПСС, возложила венки у памятника А. М. Горькому и на могилу Ф. В. Гладкова.

Глава румынской делегации Георге Георгиу-Деж так объяснил эту трогательную, никем не инспирированную акцию:

— В годы владычества бояр в румынской тюрьме оказались две книги — «Мать» Горького и «Цемент» Гладкова. Они помогли нам сохранить твердость духа, веру в неизбежную победу дела социализма. Сквозь годы наше поколение революционеров пронесло горячую благодарность и сердечную признательность авторам этих двух произведений, замечательным писателям Максиму Горькому и Федору Гладкову...

Патриот и коммунист, всегда озабоченный думой о партии и родине, мятущийся русский человек, сочетавший в своем характере черты сурового упорства и душевной мягкости, строгости и доброты, писатель, всегда обращенный к современности, таким был и остается Ф. В. Гладков в памяти общавшихся с ним.


1964


А. Серафимович

ФЕДОР ГЛАДКОВ И ЕГО «ЦЕМЕНТ»


Я не помню, как и где я познакомился с Федором Васильевичем. Помню только, что при одной встрече он сказал мне:

— Александр Серафимович, приходите ко мне, я прочитаю вам мою вещь, над которой сейчас работаю.

Пошел. Он жил в полуподвале один — семья еще не приезжала. Даром что по-холостяцки, а в комнате было чисто, порядок, даже уют. На столе рукописи, книги.

— Одну минуточку, я только вздую чайку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное