- Шерсть у коня на морозе втрое отрастает, - внушает бывалый джигит юноше воину. - Стать ахалтекинца изменится, но скорости и сообразительности наш конь не утратит. Стужи не бойся, понял, сынок? Главное же - у вас командир туркмен: раньше туркмену не доверяли.
Олеше дословно переводят разговор всадников с родителями. Он слушает, переспрашивает, задумывается на минуту, потом тихо замечает:
- Это новая легенда! - И оживляется, вскидывает голову. - Теперь вы поняли, в чем наше преимущество?..
Сегодня новобранцы, завтра молодые туркменские литераторы, газетчики, и всякий день ходьба по жарким улицам, базарам и садам. Он уже свой человек в Союзе писателей, думает о работе, делает заметки, в беседах с новыми друзьями делится планами. Планы еще не сама реальность, в сущности, день за днем все еще он знакомится с краем, вглядывается в его обитателей, в обстановку.
К Олеше между тем приехала жена, верный друг, спутница всей его жизни Ольга Густавовна. Теперь они вместе, вот только комната в караван-сарае очень неуютная, тесная, плохо приспособленная для работы. Отсутствие нормального жилья тяготило писателя, выбивало из колеи, и хотя он прямо не жаловался, никого ни о чем не просил, настроение у него было неважное.
Вскоре Б. M. Кербабаев специально послал меня к нему,
- Пригласи Юрия Карловича, кое-какие новости есть для него.
В тот вечер мы перетащили имущество наших друзей в лучшую гостиницу города - на улице Гоголя.
Не помню уже, кто из туркменских друзей принес на новоселье челек деревянный бочонок - домашнего вина. Нашлись поздние персики, гранаты. Хозяин нового дома совсем повеселел.
В кругах ашхабадской интеллигенции скоро он стал своим. Не командированный, не заезжая знаменитость, а во всех отношениях свой человек. Хлебные карточки - по общему списку; выступления у призывников, у молодых офицеров, в госпиталях - в одной культ-бригаде; общественные поручения местного союза - он выполняет их, как положено. Но писатель привык писать, и это остается главным, хотя печататься почти негде.
По утрам он обычно отправляется из шумного гостиничного улья в союз, где давно облюбовал себе стол в тихой комнате. Стол называется "Олешиным", можно оставлять рукописи на ночь - никто не потревожит. Сосредоточенный, задумчивый, остро отточенным карандашом он набрасывает строку за строкой на большом листе бумаги, зачеркивает и вновь стремительно пишет. Киностудия заказала короткометражный сценарий на военную тему. Дали соавтора, но работа не движется, и его часто видят понурым или улыбающимся чужой, неестественной улыбкой.
...Зима 1941 года. Сводки по радио очень тревожные. Есть и проблески радости, но война затягивается, напряжение и здесь, в тылу, все нагнетается. Базары выглядят уныло: куда девались горы овощей, бараньи туши, - как метлой все смело. Город без света. Хлебные карточки кормят скудно.
Сценарий дописан, но Олеша им недоволен. Фильм ставить не будут. Позднее, под названием "Маленький лейтенант", сценарий был опубликован в коллективном сборнике - первая ашхабадская публикация Олеши.
Единственно, что согревает душу и позволяет Юрию Карловичу сохранять равновесие, - это исключительная приязнь со стороны новых товарищей туркмен, братское их отношение к Олеше. Он не ищет выгодных связей, не стремится к благополучию или хотя бы к малейшим жизненным удобствам. Существует подобно дервишу. На службе нигде не состоит, об издательских, театральных договорах нет и речи. Заработки случайные, да еще и характер такой - подарить, одолжить ему никто ничего не смеет. Он даже простое угощение не всегда примет, может обидеться. Но его любят все - от сторожей и уборщиц гостиницы до республиканского руководства. Прокурор, министр, секретарь ЦК первыми идут к нему, дружески приветствуют, непременно осведомляются, не надо ли чем помочь. Нет, ради бога, нет, ни в чем он не нуждается.
Даже близким товарищам нелегко поддержать его. Законное, заработанное им порою не знаешь, как передать.
На такие вещи легко смотреть как на чудачество, и оно сошло бы за чудачество, если бы не общая нужда и беда, если бы за номер в гостинице не требовали платы, да на рынке продукты не шли бы по таким бешеным ценам.
Некоторое время я работал в литературной редакции туркменского радио, и тут у нас с Олешей установились наилучшие деловые отношения.
Вот я иду к нему с просьбой выступить у микрофона. Когда бы он смог дать нам передачу?
- Планируйте смело, - лихо заявляет он. Называет тему, излагает содержание, гремит метафорами. - Моя ораторская проза, в сущности, уже готова, осталось чуточку додумать и перенести все на бумагу.
Но тут-то и начинаются муки. Ждешь его прозы, ждешь не дождешься. Назначенные дни пропущены дважды и трижды. Начальство грозит "санкциями". Утешает одно: автор упорно трудится. И передача действительно почти готова. Не хватает лишь заключительной фразы, да еще там мелочь - выверить интонацию в самом зачине. Ждем фразы, интонации, наконец совсем уж руки опускаются - проваливаем передачу!..