Воспоминания о Корнее Чуковском

«Дорогой тов. Э. Ханпира. Изо всего, что печатается сейчас о языке, мне больше всего пришлась по душе Ваша статья. (Вся, за исключением заглавия, которое как бы нарочно уклоняется от своей прямой роли: определить содержание статьи).

Действительно давно уже возникла потребность не только восставать против всяких словесных ошибок, но и против тех, кто восстает против них без всяких для того оснований. Чудесно Вы сделали, что посягнули на Горького („целый ряд“) и на Сергеева-Ценского („встать на колени“). Я помню, как Алексею Максимовичу доказывал Евг. Замятин, что „целый ряд“ совершенно законная формА. А. М., как мне показалось, согласился с ним. Теперь из Вашей статьи я узнал, что по существу это было не так.

Еще раз — спасибо за умную — и отлично написанную статью!

Ваш К. Чуковский.

3 февр. 1961 г.»

В ответном письме, поблагодарив Корнея Ивановича за лестный отзыв, я согласился с критикой заглавия и написал, что, пожалуй, больше подошло бы «Против излишнего запретительства». К этому времени как раз вышел 1-й номер «Русского языка в школе» со статьей о безупрёчно, и я послал его Корнею Ивановичу. Для меня это было не только соблюдением элементарного правила литературной и научной этики. Это было и желанием поделиться радостью с Корнеем Ивановичем: когда у тебя напечатаны всего три вещи, каждая новая публикация — праздник.

28 февраля или на следующий день я читал новое письмо Корнея Ивановича:

«Дорогой Э. И., я рад, что получил Ваш адрес. Мне почему-то казалось, что письмо, адресованное в „Вопросы литературы“, до Вас не дойдет. Статью Вашу я обильно цитирую в своей статье о языке, которую сочиняю теперь. Очень хотелось бы показать Вам эту мою статью и посоветоваться обо многом. Не приедете ли Вы ко мне в Переделкино (ул. Серафимовича, 3) к 6 часам 28 февраля? Если письмо не дойдет до Вас к этому времени, сделайте милость, приезжайте в марте — когда вздумается.

Простите бесцеремонность моего обращения к Вам. О „безупрёчном“ статью прочитал вновь. Она интересна, но узка, а „Против изл. запретительства“ прельщает именно своей широтой.

Не захватите ли с собою тот отрывок статьи, кот. не вошел в „Вопр. литер.“?

Ваш К. Чуковский

26. II.61»

Дозвониться мне не удалось. Я спросил в письме, можно ли приехать 10-го. В том же письме извещал Корнея Ивановича, что «Вопросы литературы» готовят дискуссию в Центральном Доме литераторов на тему «Как мы говорим, как мы пишем», что журнал рассчитывает на его участие и что вступительное слово поручено сделать мне.

«Увы, увы, дорогой Эрик Иосифович, 10 марта я уезжаю из Переделкина и буду свободен только 13-го, 15-го, 16-го.

Ни в каких дискуссиях участвовать не буду. Вопрос о языке — тонкий и сложный. […]

Если Вы не боитесь 13-го, приезжайте и привезите свою работу.

Очень хочется познакомиться с Вами по-настоящему.

Ваш К. Чуковский».

Письмо отправлено 7 марта. Я ответил, что приеду 13-го.

* * *

Наступило 13 марта 1961 года.

Я давно завидовал красивым женщинам: мне казалось, что они, привыкшие к поклонению и поклонникам, совершенно не тушуются, не смущаются при знакомстве со знаменитыми мужчинами.