Воспоминания о Ленине

Я не видела т. Крупскую, жену Ленина, с марта 1915 г., когда происходила международная женская социалистическая конференция в Берне. Её симпатичное лицо с мягкими добрыми глазами носило на себе неизгладимые следы предательской болезни, которая её подтачивала. Но, за исключением этого обстоятельства, она оставалась такой же, а именно воплощением прямоты, простоты и какой-то чисто пуританской скромности. Со своими гладко назад причёсанными волосами, собранными на затылке в бесхитростный узел, в своём простом платье, она производила впечатление изнурённой жены рабочего, вечно озабоченной мыслью, как бы успеть, как бы не потерять времени. “Первая женщина великого русского государства” согласно буржуазным понятиям и терминологии Крупская является бесспорно первой по преданности делу угнетённых и страдающих. Её соединяла с Лениным самая искренняя общность взглядов на цель и смысл жизни. Она была правой рукой Ленина, его главный и лучший секретарь, его убежденнейший идейный товарищ, самая сведущая истолковательница его воззрений, одинаково неутомимая как в том, чтобы умно и тактично вербовать друзей и приверженцев, так и в том, чтобы пропагандировать его идеи в рабочей среде. Наряду с этим она имела свою особую сферу деятельности, которой она отдавалась всей душой, дело народного образования и воспитания.

Было бы оскорбительно и смешно предполагать, что т. Крупская в Кремле играла роль “жены Ленина”. Она работала, несла заботы вместе с ним, пеклась о нём, как она делала это всю свою жизнь, делала тогда, когда условия нелегальной жизни и самые тяжёлые преследования разделяли их друг от друга. С чисто материнской заботливостью, нужно указать, что сестра Ленина помогала ей в этом самым любовным образом, превращала она ленинское жилище в “родной очаг” в самом благородном смысле этого слова. Конечно, не в смысле немецкого мещанства, а в смысле той духовной атмосферы, которая его наполнила и которая служила отражением отношений, соединявших между собой живущих и работающих здесь людей. получалось впечатление, что в этих отношениях все было настроено на исключительный то правды, искренности, понимания и сердечности. Хотя я до той минуты лично мало была знакома с т. Крупской, я тотчас же почувствовала себя в её обществе и под ее дружеским попечением, как дома. Когда пришёл Ленин и когда несколько позже появилась большая кошка, весело приветствуемая всей семьёй, она прыгнула на плечи к “страшному вождю террористов” и потом свернулась в удобной позе на коленях у него, то мне казалось, что я у себя дома или у Розы Люксембург с её ставшей памятной для друзей кошкой “Мими”.

Ленин застал нас трёх женщин беседующими по вопросам искусства, просвещения и воспитания. Я как раз в этот момент высказывала своё восторженное удивление перед единственной, в своём роде титанической, культурной работой большевиков, перед расцветом в стране творческих сил, стремящихся проложить новые пути искусству и воспитанию. При этом я не скрывала своего впечатления, что довольно часто приходится наблюдать много неуверенности и неясных нащупываний, пробных шагов и что наряду со страстными поисками нового содержания, новых форм, новых путей в области культурной жизни имеет иногда место и искусственное “модничанье” и подражание западным образцам. Ленин тотчас же очень живо вмешался в разговор.

— Пробуждение новых сил, работа их над тем, чтобы создать в Советской России новое искусство и культуру, — сказал он, — это хорошо, очень хорошо. Бурный темп их развития понятен и полезен. Мы должны нагнать то, что было упущено в течение столетий, и мы хотим этого. Хаотическое брожение, лихорадочные искания новых лозунгов, лозунги, провозглашающие сегодня “осанну” по отношению к определённым течениям в искусстве и в области мысли, а завтра кричащие “распни его”, всё это неизбежно.

— Революция развязывает все скованные до того силы и гонит их из глубин на поверхность жизни. Вот вам один пример из многих. Подумайте о том влиянии, которое оказывали на развитие нашей живописи, скульптуры и архитектуры мода и прихоти царского двора, равно как вкус и причуды господ аристократов и буржуазии. В обществе, базирующемся на частной собственности, художник производит товары для рынка, он нуждается в покупателях. Наша революция освободила художников от гнёта этих весьма прозаических условий. Она превратила Советское государство в их защитника и заказчика. Каждый художник, всякий, кто себя таковым считает, имеет право творить свободно, согласно своему идеалу, независимо ни от чего.