Воспоминания о людях и событиях

Действительно, как потом стало известно, Микулин на своем «Понтиаке», сам за рулем, поехал прокатиться за город с какой-то своей знакомой. Был март месяц, свернуть с дороги в лес нельзя – застрянешь в сугробе. Поэтому Александр Александрович остановился на обочине шоссе.

Вдруг подходит милицейский, стучит в окошко:

– Товарищ водитель, предъявите права.

Микулин показывает свое генеральское удостоверение, тогда милиционер, прикидываясь, что не знал, с кем имеет дело, говорит:

– Извините, товарищ генерал, но здесь стоять опасно, темно, на вас могут наехать, – говорит, а сам заглядывает в машину.

Кончилось тем, что милиционер взял вежливо под козырек, пошел к телефонной колонке и позвонил в секретариат Берия, которому сейчас же через Поскребышева об этом сообщили. Вот так было дело.

Все присутствующие затихли, что-то будет, – какое впечатление на Сталина произведет эта «информация».

Не спуская глаз со Сталина, я сам замер в ожидании. Смот рю, он подходит к сидящему за столом Молотову, хлопает его по спине, и с добродушным смехом:

– Да, Молотов, нам с тобой уж не по плечу такие развлечения!

После этих слов все, в том числе и Берия с Маленковым, рассмеялись.

Только после смерти Сталина, наш министр Дементьев вместе с работником аппарата ЦК Сербиным, пользуясь какими-то анонимками и грязными обывательскими сплетнями, добились своего – уговорили Хрущева уволить Микулина на пенсию. Объявляя нам об этом решении на коллегии Министерства, Дементьев сказал также, что Микулин бездельник, мало работает, занимается больше своим здоровьем и теорией о продлении жизни. Все присутствовавшие при этом были возмущены, но ни у кого, в том числе и у меня, не хватило смелости что-либо возразить. Ведь сам Хрущев подписал решение.

Так интриганы, недоброжелатели, из личных интересов, разделались с самым талантливым конструктором авиадвигателей, нанеся большой ущерб нашей авиации.

Последние встречи

Когда Сталин вызывал меня в Кремль для участия в обсуждении авиационных вопросов – касались ли они работы авиапромышленности или моей конструкторской деятельности, шла ли речь о боевом применении самолетов на фронте или о перспективах развития авиации после войны, – я всегда являлся к нему хотя и с волнением, но без боязни. В ходе совещаний и в личной беседе свободно высказывал свое мнение. Я разговаривал с ним на авиационные темы легко, не испытывая напряжения.

Я чувствовал его неизменное доверие.

Вообще говоря, принимая во внимание его болезненную подозрительность и быструю перемену отношения к людям, такое постоянство многих удивляло.

Летом 1946 года в связи с большой занятостью в конструкторском бюро я решил просить об освобождении меня от обязанностей заместителя министра (к этому времени Наркоматы уже были преобразованы в Министерства) авиационной промышленности. На это требовалось согласие Сталина. Я волновался, не зная, как он отнесется к моей просьбе.

8 июля 1946 года нас с министром Михаилом Васильевичем Хруничевым вызвал Сталин. Хруничев доложил о доводке серийных истребителей Ла-7, Як-3, Як-9. Их выпуск после окончания войны был существенно сокращен, но работы над ними еще продолжались.

Сталин поинтересовался, как обстоят дела с бомбардировщиком Ту-2.

– Не снять ли его с производства? Подумайте и дайте предложения, – сказал он.

Потом он задал несколько вопросов о производстве истребителей:

– Где будем делать реактивные истребители? Целесообразно ли сейчас одновременно производить и Як-3 и Як-9, может быть, оставить один Як-9, а завод, выпускающий Як-3, освободить под реактивные истребители?

– Какие еще у вас дела? – спросил Сталин.

Хруничев доложил, что прошло уже больше пяти месяцев, как было принято решение правительства о строительстве в одной из областей новой научно-исследовательской базы, а дело двигается плохо, не дают ни материалов, ни рабочих. Местные органы не только не помогают, но еще и мешают. «Даже людей, посланных Министерством, вернуть не можем», – пожаловался Хруничев.

– Как так? – спросил Сталин.

– Да вот секретарь обкома задержал на месте временно посланных туда наших строителей, считает, что на восстановительных работах они нужней.

Сталин рассердился.

– Кто может мешать? Вы безрукие люди, у вас есть решение правительства, вы его не выполняете, да еще и секретаря обкома боитесь. Почему раньше не доложили?

Сталин приказал Поскребышеву соединить его по телефону с секретарем обкома.

– Ну, еще что?

Хруничев поддержал мою просьбу об освобождении меня от должности заместителя министра авиационной промышленности.

– Почему? – удивился Сталин, обращаясь ко мне.