Воспоминания о Максимилиане Волошине

4 Сулькевич Сулейман (1865-1920) - генерал-лейтенант, литовский татарин-католик. Глава белогвардейского правительства в Крыму в 1918 году (с 6 июня по 15 ноября) - в период немецкой оккупации полуострова.

5 В путеводителе "Крым" (под общей редакцией д-ра И. М. Саркизова-Серазини *. М.-Л., 1925) Волошину принадлежит лишь очерк "Культура, искусство, памятники Крыма". Раздел "Восточный Крым" написан здесь И. М. Саркизовым-Серазини.

* Саркизов-Серазини Иван Михайлович (1887-1964) - врач-гигиентист, климатолог и курортолог, профессор, крымовед.

6 Ср. с иным мнением: в воспоминаниях Л. Е. Фейнберга говорится о "мгновенной прозорливости" Волошина при его знакомстве с новыми людьми (см. с. 284-285).

7 А. Белый впервые приехал в Крым лишь в 1924 году.

8 Речь, по-видимому, о Гавриле Дмитриевиче Стамове (1884-1923). Но он был уроженцем Коктебеля. Гаврила Стамов появляется и в воспоминаниях Волошина "Дело Н. А. Маркса" (см. с. 390).

ГЕОРГИЙ ШЕНГЕЛИ

Статья поэта и переводчика Георгия Аркадьевича Шенгели (1894-1956) "Киммерийские Афины" была напечатана в журнале "Парус" (Харьков, 1919. № 1). Текст дается по журнальной публикации.

1 Максим Горький не имел дачи в Коктебеле. В 1917 году он жил на даче Н. И. Манасеиной.

2 С. М. Городецкий, Ф. И. Шаляпин и 3. Н. Гиппиус в Коктебеле не бывали.

3 Ср. с этим впечатлением позднейшее стихотворение Г Шенгели "Максимилиан Волошин" (1936):

И жил он на брегах Дуная

Не обижая никого,

Людей рассказами пленяя..

Пушкин

Огромный лоб и рыжий взрыв кудрей,

И чистое, как у слона, дыханье...

Потом - спокойный, серый-серый взор.

И маленькая, как модель, рука...

"Ну, здравствуйте, пойдемте в мастерскую"

И лестница страдальчески скрипит

Под быстрым взбегом опытного горца,

И на ветру хитон холщовый хлещет,

И, целиком заняв дверную раму,

Он оборачивается и ждет.

Я этот миг любил перед закатом:

Весь золотым тогда казался Макс.

Себя он Зевсом рисовал охотно,

Он рассердился на меня однажды,

Когда сказал я, что в его чертах

Заметен след истории с Европой.

Он так был горд, что силуэт скалы,

Замкнувший с юга бухту голубую,

Был точным слепком с профиля его.

Вот мы сидим за маленьким столом;

Сапожничий ремень он надевает

На лоб, чтоб волосы в глаза не лезли,

Склоняется к прозрачной акварели

И водит кистью - и все та ж земля,

Надрывы скал и спектры туч и моря,

И зарева космических сияний

Ложатся на бумагу в энный раз.

Загадочное было в этой страсти

Из года в год писать одно и то же:

Все те же коктебельские пейзажи,

Но в гераклитовом движенье их.

Так можно мучиться, когда бываешь

Любовью болен к подленькой актрисе,

И хочется из тысячи обличий

Поймать, как настоящее, одно...

Пыль, склянки, сохлые пуки полыни

И чобра, кизиловые герлыги,

Гипс масок: Достоевский, Таиах,

Отломыши базальта и порфира,

Отливки темноглазой пуццоланы,

Гравюры Пиранези и Лоррена

И ровные напластованья книг.

Сижу, гляжу... Сюда юнцом входил я

Робеющим; сюда седым и резким

Уже на "ты" с хозяином вхожу.

Все обветшало, стал и он слабее,

Но - как мальвазия течет беседа:

От неопровержимых парадоксов

Кружиться начинает голова!

Вот собственной остроте он смеется,

Вот плавным жестом округляет фразу:

Сияя, как ребенок, - но посмотришь:

Как сталь спокойны серые глаза.

И кажется: не маска ли все это?

Он - выдумщик: он заговор создаст,

Чтоб разыграть неопытного гостя;

Он юношу Вербицкою нарядит,

И станет гость ухаживать за ней;

Он ночью привидением придет;

Он купит сотню дынь и всех заставит

Головку срезав, выедать их ложкой,

А после дынной корочки, шары

Фонариками по саду повиснут,

И вечером, со свечками внутри,

Нефритово-узлисто-золотые,

Вдруг засияют слепки нежных лун...

Стихи читает, и стихи такие,

Что только в закопченное стекло

На них глядеть, и он же, нарядясь

Силеном или девочкой (брадатый!),

Всех насмешит в шарадах, а вглядишься

Как сталь спокойны серые глаза.

Не маска ли?

Какая, к черту, маска,

Когда к Деникину, сверкая гневом,

Он входит и приказывает, чтобы

Освобожден был из тюрьмы поэт

И слушается генерал! Когда

Он заступается за Черубину

И хладнокровно подставляет грудь

Под снайперскую пулю Гумилева!

Когда годами он - поэт, мыслитель,

Знаток искусства, полиглот, историк

Питается одной капустой нищей,

Чтоб коктебельский рисовать пейзаж.

И он прошел - легендой и загадкой,

Любимый всеми и всегда один,

В своем спокойном и большом сиротстве,

"Свой древний град" воспоминая втайне...

Мне без него не нужен Коктебель!

4 В облике юноши, выступающего в роли "секретаря президента Андоррской республики", присутствуют черты Сергея Яковлевича Эфрона.

5 В роли одесского сыщика выступает здесь художник К. Ф. Богаевский.

6 Волошин встречался с Павлом Александровичем Флоренским (1882-1943) священником, философом, математиком - в начале 1917 года в Москве и в Троицко-Сергиевом посаде.

7 Здесь цитируются строки из стихотворения Волошина "Подмастерье" (1917) - с небольшим разночтением (возможно, это опечатка). У Волошина процитированные Шенгели строки о "вкусе, запахе, цвете" слов звучат так:

Ты будешь кузнецом

Упорных слов,

Вкус, запах, цвет и меру выявляя

Их скрытой сущности...

8 Строфа из стихотворения Волошина "Седым и низким облаком дол повит...".

НЕИЗВЕСТНАЯ