Воспоминания о монастыре

Уже более двух месяцев минуло с тех пор, как Балтазар и Блимунда вернулись в Мафру и поселились там. Как-то раз в праздничный день, свободный от работы, Балтазар добрался до Монте-Жунто, поглядеть, как там летательная машина. Она стояла на прежнем месте, в прежнем положении, слегка завалившись на один бок и упершись крылом в землю, прикрывавшие ее ветки уже высохли. Верхний парус, смоленый, полностью развернутый, прикрывал от солнца янтарные шары. Благодаря наклонному положению корпуса дождевая вода стекала с паруса, не застаивалась на его поверхности, а потому не было опасности, что начнет он гнить. Вокруг машины каменистая почва густо поросла молодым, но уже высоким кустарником, росла здесь даже куманика, что, вне всякого сомнения, было весьма необычно, ибо ни место, ни время года тому не способствовали, можно было подумать, что пассарола пускает в ход собственные средства обороны, от такой машины всего впору ожидать. На всякий случай Балтазар тоже приложил руку, нарезал веток, чтобы прикрыть машину, как и в тот раз, но с меньшими усилиями, чем тогда, потому что захватил с собою садовые ножницы, обошел вокруг сооружения, чем не базилика, убедился, что все хорошо. Затем забрался в машину и концом клинка, надобность в коем в последнее время отпала, выцарапал на палубе, на одной из досок, солнце и луну, знак на тот случай, если отец Бартоломеу Лоуренсо вернется сюда, тогда увидит он эту подпись друзей, спутать невозможно. Пустился Балтазар в обратный путь, вышел он из Мафры с зарею, вернулся темной ночью, всего отшагал туда и обратно более десяти миль, кто ради наслаждения бег начинает, тот устали не знает, гласит пословица, но Балтазар вернулся усталый, а его ведь никто не заставлял идти, впрочем, может быть, тот, кто придумал эту пословицу, начал бег, дабы догнать нимфу, и, нагнав, насладился с нею, тогда дело другое, ничего диковинного.

В середине декабря возвращался Балтазар домой после рабочего дня и увидел Блимунду, как всегда, поджидавшую его на дороге, однако на этот раз была она в непривычном волнении и трепете, только тому, кто не знает Блимунду, неведомо, что живет она в мире так, словно уже знает его по предыдущим жизням, а потому, приблизившись, спросил Балтазар, Отцу хуже стало, а она ответила, Нет, и затем, понизив голос до еле слышного шепота, сказала, Здесь сеньор Эскарлате, он в доме у сеньора виконта, знать бы, зачем приехал, Ты уверена, Видела его, своими глазами, Может, кто похожий на него, Это он, мне довольно единожды увидеть человека, чтобы запомнить, а его я видела много раз. Они вошли в дом, поужинали, затем обе супружеские четы устроились на своих тюфяках, а старый Жуан-Франсиско спит вместе с внуком, у того сон беспокойный, всю ночь лягается, прости Господи, но дед не обращает внимания, когда маешься бессонницей, все-таки лучше, когда есть кто-то под боком. А потому только он и услышал в определенный час, поздний для того, кто ложится рано, хрупкую музыку, что проникает сквозь щели в дверях и в крыше, видно, очень тихо было в ту ночь в Мафре, если старик, тугой на ухо из-за возраста, смог расслышать звуки обычного клавесина, на котором играли во дворце виконта, а ведь там все двери и окна были закрыты по причине холода, да и не было бы холодно, были бы закрыты, ибо того требует приличие, услышь эти звуки Балтазар и Блимунда, они сказали бы, это играет сеньор Эскарлате, воистину по мизинчику можно узнать великана, скажем мы, есть такая пословица, и сейчас пришлась она кстати. На другой день, в предрассветных сумерках, сказал старик, садясь близ очага, Нынче ночью слышал я музыку, Инес-Антония и Алваро-Дього не обратили внимания на его слова, да и внук тоже, но Балтазар и Блимунда погрустнели от ревности, уж коли слышать здесь такую музыку, так только им, и никому другому. Балтазар ушел на работу, а Блимунда все утро кружила около дворца.