Воспоминания о монастыре

Цок-цок-цок копытцами, ослик мой пригожий, стишок вряд ли подошел бы к этому ослику, он ведь не без изъянов, не стишок, а ослик, под седлом шкура повытерлась, но трусит довольный, ноша, что он несет, легонькая и не мучает его, куда девалась воздушная стройность Блимунды, шестнадцать лет миновало с тех пор, как увидели мы ее в первый раз, но зрелой ее поре не одна молодка позавидовала бы, ничто так не сохраняет молодость, как необходимость беречь тайну. Добрались они до болотца, Балтазар нарезал ивовых прутьев, а Блимунда тем временем нарвала кувшинок, сплела венок для ослика, надела ему на уши, и какой же он стал славный, никогда еще не было ему такого праздника, ни дать ни взять эпизод из Аркадии, пастух, пусть однорукий, пастушка, которая стережет воли людские, осел, он вообще-то в подобных историях не участвует, но в эту его взяли, хоть и внаем, потому что пастух не хотел, чтобы утомилась пастушка, и кто подумает, что это дело обычное, ослов всегда берут внаем, тот просто не знает, как часто приходится ослам страдать из-за того, что ноша у них нежеланная, от этого и шкура повытрется, и душа изноет. Нарезал Балтазар прутьев, связал в охапку, поклажа стала тяжелее, но кто с радостью груз несет, тот не устает, как говорится, тем паче что Блимунда решила идти пешком, вышли трое погулять, один цветы везет, остальные при нем.

Время стоит весеннее, поле покрылось белыми мелкими бессмертниками, если наши странники, чтобы сократить дорогу, пускаются полем, жесткие головки цветов щекочут босые ноги Блимунды и Балтазара, у нее есть башмаки, у него сапоги, но и те и другие лежат в котомке до той поры, когда почва станет каменистой, и дышит земля горьковатым запахом, это пахнут бессмертники, аромат первого дня творения, еще до того, как Бог изобрел розу. Славная погода, в такой денек самое время пойти поглядеть, как там летательная машина, проплывают по небу большие белые облака, хорошо бы подняться на пассароле хоть разок еще, взмыть высоко-высоко, подлететь к этим воздушным замкам, отважиться на то, на что не отваживаются птицы, проникнуть без боязни в облачные громады и, пройдя сквозь них в ознобе от холода и страха, вылететь туда, где синева и солнце, поглядеть на красавицу Землю и сказать ей, Земля, как прекрасна Блимунда. Но дорога пешеходная, Блимунда не так прекрасна, как некогда, кувшинки, увядшие, высохшие, свалились с головы ослика, давай-ка сядем вот тут, поедим черствого хлеба, который дается нам в этом мире, поедим и пойдем дальше, путь неблизкий. Блимунда запоминает все приметы дороги, тот лесок, те кустарники, четыре камня в ряд, шесть холмов кружком, а как зовутся эти селенья, миновали мы Кодесал и Градил, Кадрисейру и Фурадоуро, Мерсеану и Пена-Фирме, шли мы, шли, вот и пришли, Монте-Жунто, пассарола.