В это время над городом появился тот же отряд бомбардировщиков и вновь повторил свое страшное дело. Как черные вороны кружились "юнкеры" над горящим городом, бросаясь на беззащитный Дорогобуж, как ворон с высоты бросается на свою жертву.
Нельзя забыть этой страшной картины! Пылающий город, объятый пламенем и дымом, взрывы бомб, бегущие по дороге жители, и над всем этим - парящие в высоте черные птицы - фашистские пикирующие бомбардировщики.
Вечером нашему взводу было приказано двигаться в район деревни Подмошье, около которой разместился теперь штаб дивизии. По дороге я выбросил лишние вещи из моего рюкзака и в том числе девять книг, которые я взял с собой. Я оставил только какой-то справочник по саперному делу.
Мы пришли к месту расположения штаба нашей дивизии ночью. Мне указали палатку, где находился командир дивизии; получив разрешение, я вошел и увидел тов. Савельева. Даже не увидел, так как в палатке было темно, а услышал его голос.
Я доложил, что саперный взвод прибыл, он сказал, что мы вольемся в состав саперной роты при штабе дивизии и приказал нам располагаться на ночлег. Я забыл сказать, что в августе из саперного взвода были уволены наши товарищи, которым было более пятидесяти лет. Мы распрощались с товарищами Левиным и Соленовым, передали через них письма домой и пожелали им счастливого пути.
Наутро командир саперной роты тов. Авдеев А.В. при моем участии распределил состав нашего взвода по другим взводам роты. Часть наших товарищей попала в группу дивизионного инженера. К ним относились: Калганов, Дарков и, если мне не изменяет память, несколько позднее в эту группу были направлены Осокин и Дьяконов. Я был назначен на должность помощника командира третьего взвода саперной роты. Командиром взвода был военный инженер второго ранга тов. Князьков Константин Николаевич - добродушный человек богатырского телосложения.
Саперная рота располагалась рядом с огромной шелковой палаткой, в которой находился комиссар дивизии. В этой палатке происходили инструктивные совещания с комиссарами полков и с политруками отдельных подразделений.
В леске около палатки комиссара расположилась саперная рота. Каждый из плащ-палатки устроил себе двускатный шатер, окопал по периметру небольшой канавкой, чтобы стекала вода, наложил под навес сучьев и травы и устроил себе хороший дом.
Иногда, лежа в своей палатке, я слышал голос комиссара Савельева, когда он читал лекцию на политические темы для политработников дивизии. Я вспоминал институт, вспоминал, как Савельев читал нам, аспирантам, курс философии. И тогда я видел, как много изменилось за эти полтора месяца. На всем огромном фронте от Белого моря до Черного шла Отечественная война с гитлеровской Германией. Немецкие войска продолжали еще наступать на Украине. На центральном фронте, частицей которого была и наша дивизия, положение стабилизировалось. Немцы не продвигались. Наша дивизия была в это время в резерве фронта и передовой линии обороны не занимала. Положение было в это время очень напряженное, немцы заняли огромную территорию в западных и юго-западных районах страны. Немецкие самолеты продолжали бомбить наши города, немецкая авиация явно господствовала в воздухе на всех участках фронта, особенно это чувствовалось на Центральном фронте. Очень много говорили в то время о всяких немецких шпионах. Разговоры о шпионах, различные статьи о шпионах в газетах взвинчивали и без того тяжелую обстановку. Боязнь шпионов вносила недоверие в нашу среду и часто мешала нашей борьбе и работе.
С другой стороны мы не понимали немцев: мы еще не осознали, что фашисты, пользуясь подкупом и опираясь на националистические и реваншистские настроения, имели на своей стороне большинство немецкой нации, которая, обманутая Гитлером и его сподручными и ослепленная легкими удачами своих военных авантюр в Европе, действовала решительно и, видимо, единодушно на нашем фронте.
Мы ждали пробуждения классового сознания в солдатской массе немецкой армии, верили в то, что большинство этой армии воюет против своей воли, но надо прямо сказать, что в то время это был самообман.
Потребовалась школа Великой Отечественной войны, прежде чем сознание несправедливости войны с Советским Союзом проникло в широкие массы гитлеровской армии. К тому же, надо заметить, что немалую роль в настроении гитлеровской армии в начале войны играло ее преимущество в технике, особенно в авиации, в стрелковом оружии (большое число автоматов), в минометах, в танках; только в артиллерии мы не только не уступали немцам, но и превосходили их.
Все эти мысли возникли у меня в связи с воспоминанием о том, как Михаил Никитич Савельев вел беседы с политруками и комиссарами частей нашей дивизии. В то время мы еще не знали как следует немецкой армии: с одной стороны, мы думали, что большинство немецких солдат чуть ли не силой принуждают воевать против нашей страны, с другой стороны, мы во много раз преувеличивали и число, и какую-то необыкновенную ловкость немецких шпионов.