Воспоминания о народном ополчении

Но где мы? Может быть, это Иваньково? А может быть, соседнее селение? Конечно, мы шли точно, как сказала нам учительница, но мы могли незаметно для себя сбиться с пути. И если это Иваньково, то не произошло ли изменений с прошлой ночи, и нет ли в деревне немцев?

Эти вопросы были слишком важными. От решения этих вопросов зависела наша жизнь.

Оставаться этой ночью на улице мы не могли - мы слишком устали, были голодны и могли замерзнуть в нашей насквозь сырой одежде. Надо было узнать, есть ли немцы в деревне. Мы тихонько, со стороны огородов, подошли к крайней хате, которая стояла по левую сторону от деревни, если к ней подходить от шоссе.

В окне, к которому мы подошли, светился слабый огонек. В комнате мы увидели русскую печку, на которой сидели и лежали ребятишки, на скамейке около стола сидел пожилой русский мужчина. Немцев не было.

Мы постучались. Спросив, кто стучится, и получив ответ, что свои, мужчина впустил нас. Мы поздоровались и вошли в комнату; мужчина предложил нам сесть, но раздеваться не предложил. Мы сели довольные хотя бы тем, что мы в тепле. Мы спросили, что это за деревня. Он ответил: ”Иваньково”. "Есть ли здесь немцы?” Он сказал, что немцев здесь нет, но что они рядом в двух соседних селениях.

Он спросил, откуда мы. Я ответил, что наши семьи живут в Москве, тогда он рассказал, что он тоже работал в Москве швейцаром в каком-то ресторане или гостинице и что сейчас во время отпуска приехал сюда на родину.

"Слушай, хозяин, - сказал Волков, - ты видишь, что мы все сырые и голодные, что мы нуждаемся в ночлеге!” "От этого увольте, ребята, - сказал мужчина, - отдохнуть - отдохните, а потом и в путь”. "Но ведь мы замерзнем на улице”- возразил Волков. "Ничего не могу поделать. Немцы каждое утро рыщут по деревне; найдут вас у меня - и вам капут, и мне, а у меня ребятишки. Нет, не взыщите, а оставить ночевать вас не смогу”.

Оставаться ночевать помимо воли хозяина было опасно, и, посидев минут пять, мы вышли из дома. Это был первый и единственный случай, когда нам отказали в приюте.

Сделав вид, что мы уходим из деревни совсем, мы пересекли ее наискось, прошли от нее метров сто по огородам, а затем, пройдя несколько дальше середины деревни, вернулись в нее.

Мы подошли к одному из домов по правой стороне порядка, если идти от шоссе. У дома было небольшое крылечко, выходившее в сторону улицы.

Мы подошли к двери и тихонько постучались. Через несколько минут за дверью раздался шум, и женский голос спросил: "Кто там?” Мы ответили: "Свои.” Дверь открылась, и мы увидели пожилую женщину, приветливо смотревшую на нас. "Заходите, миленькие. У меня муж и сын где-то вроде вас маются. Может быть, даст Бог - и их кто-нибудь приютит, как я вас”. Мы вошли в комнату. Хозяйка зажгла лампу, попросила нас раздеться, усадила за стол. Она дала нам поесть щей и студня. Я ел так же, как и другие, без пищи нельзя было жить и передвигаться.

Покормив нас, женщина дала нам овчины и тулупы, и дала нам одеяла, которыми мы могли укрыться. Она попросила, чтобы мы сняли всю свою мокрую одежду, и повесила ее сушиться на русскую печку. Когда она увидела, что мы кладем наганы под голову, то сказала: ”Вы не бойтесь, я спать не буду, посижу, посторожу вас, а утром разбужу рано, а то немцы по хатам шарят, ищут вот таких, как вы”. Мы легли и заснули спокойным сном, благодарные этой замечательной русской женщине, которой мы обязаны были своим спасением.

Рано утром, еще чуть светлел восток, хозяйка нас разбудила. Мы надели на себя теплое сухое обмундирование, и даже я почувствовал, что силы возвращаются ко мне. Хозяйка накормила нас и дала на дорогу большой круглый каравай самодельного хлеба.

Пришла пора прощаться. Мы уходили из этого замечательного дома, от этой замечательной русской матери, от этой большой патриотки в скромном крестьянском платке.

"Нет, - подумал я про немцев, которых видели мы сегодня ночью в машине на шоссе, - нет, вы нигде и никогда не встретите такой любви и ласки; наша земля греет нас, от нее вы не ждите тепла!” Миняев, насколько помню, записал фамилию этой женщины, я же, по молодости лет, этого не сделал.

Славная наша хозяйка указала нам путь в сторону Можайска, до которого было, насколько помню, километров 40. Мы попрощались с ней, пожелали, чтобы ее муж и сын вернулись невредимыми с войны; она нам пожелала счастливого пути.

Когда мы вышли за пределы деревни, то видели, как метров за 150 от нашей дороги, около каких-то сараев, около своих машин возились немцы. Место, где они собрались, было освещено электричеством, и мы видели их хорошо; они же не подозревали, что совсем недалеко от них, выспавшиеся и отдохнувшие, шагали четыре командира Красной Армии, намеревавшиеся сегодня же попасть на свободную от немцев территорию.

Весь день 17 октября мы шагали по дорогам, приближаясь к нашей заветной цели - к Можайску. Капитан из штаба армии шел быстрее нас, и мы скоро потеряли его из вида.