Читаем Воспоминания о Николае Шипилове (СИ) полностью

Время было уже позднее, темно, холодно, привокзальная площадь полупустая. И вдруг в ночи мне послышался голос Шипилова: «Ни-и-на-а!» Говорю подруге: «Давай пройдем вокруг, посмотрим, я голос слышала». Она рассмеялась: «У тебя галлюцинации. Автобус сейчас уйдет». Все же уговорила ее. Нарезаем круги вокруг вокзала, и вдруг навстречу — вся наша компания! Вот было ликование и братание! Оказывается, на электричку они опоздали, сели без билетов на поезд, ехали в тамбуре с какими-то цыганами. На вокзале забыли название поселка, собрались уже садиться в автобус на какой-то другой маршрут, но Коля напоследок решил — просто так, на всякий случай — крикнуть мое имя. Опять почувствовал. Пока ликовали, автобус наш ушел, в такси такую большую и шумную компанию не брали, а на две машины у нас денег не нашлось. Тогда Коля вытащил из-за пазухи свою книгу: «Вот, книжка вышла, еду с друзьями родным показать». Книга была издана двумя годами раньше, но на титуле красовалась Колина фотография. Таксист глянул на фотографию: «Похож. Садитесь».

В комнате Люды висела на стене гитара, ее брат играл в местном музыкальном ансамбле. У Коли глаза загорелись, он сразу взял ее в руки, проверил настрой и звук, восхитился: «Хорошая гитара!» На другой день мы гуляли в осеннем лесу, развели костер. У нас была бутылка красного вина, но забыли стаканы. Я предложила сделать их из яблок. Выбрали ножом сердцевины, нагрели вино на костре и разлили горячий напиток в душистые сосуды из знаменитых тульских яблок. Коле это очень понравилось, а Дима Фролов написал потом два замечательных стихотворения — о молодых опятах, которых было множество под листьями вокруг, и о нашем пикнике.

В Ясную Поляну решили идти пешком, напрямую, через овраги и поля. Коля отказался. Он лежал на кровати и не выпускал из рук гитару. Мы знали, что у него больные ноги, но мне показалось, что, не будь этой гитары, он все же решился бы: зачем-то же он проделал этот длинный и трудный путь… Но я уже видела в общежитии, как Коля, лежа на кровати, наигрывал какие-то обрывки мелодий, а потом оказывалось, что он опять написал новую песню. У него на пальце, прижимавшем струны, был след — глубокая, вдавленная в кожу, затвердевшая бороздка.

Всегда казалось кощунством просить Колю спеть, если не присутствовали другие слушатели. Хотелось собрать весь белый свет. Наверное, многие испытывали такое же чувство, потому что всегда, когда он обещал прийти в чью-то комнату, известие об этом моментально распространялось по всему общежитию, и всегда было много народу. Но вот однажды Шипилов со своей женой Таней Дашкевич проездом оказались у меня дома. Была уже ночь, они устали, приехали из Шереметьевского аэропорта, а на другой день им надо было двигаться дальше. Поужинали, поговорили немного, я постелила им и безо всякой надежды попросила Колю спеть.

Я сейчас слушаю кассету с записью той ночи, и мне все понятно. Чтобы не мучить их, уставших, я прошу Колю спеть только одну — мою любимую песню, записи которой у меня нет: «Что это вьется по ветру…» Он берет гитару, Таня ему подпевает. У Тани усталый голос. Но постепенно их голоса набирают силу — откуда? Коля буквально возрождается, вспоминает старые и поет новые песни, потом просит Таню спеть. Сна как не бывало, усталости — тоже. Так мы и просидели всю ночь. Он пел — он жил.

Думаю, вспоминая Николая Шипилова, многие не преминут сказать о том, о чем и сам он давно написал и спел: «Видели меня и говорят, обрюзг я и голос свой по-русски на водку променял…» Этот контекст, этот фон присутствовал, но не более чем у других, и создавал его не Шипилов, и нужен он был не Коле, который прекрасно осознавал и свое предназначение, и свое значение. Помните последние строки этой песни: «Вы видели меня, а я вас не заметил, как родственник комете, как младший брат огня»?

Я всегда любила Колю Шипилова. Сказать, за что — не знаю. Может быть, восхищалась? Нет, по-человечески, как старшего брата, как родственную душу любила. За его устные рассказы, за смех, за необыкновенный слух к Слову? За каламбуры и шутки? Наверное, и за это, и за его книги и песни. За его неприкаянность и сиротство на этой земле. За то, что он прошел яркой кометой по этой жизни. За сопереживание. За его светлую душу. В одной из его песен есть такие провидческие и пронзительные строки: «Память за мною в погоне степью ночною рысит. Вот кто меня похоронит, вот кто меня воскресит». Светлая память!

Нина Стручкова<p>«Вместо тела — страна,</p><p>вместо сердца — струна,</p><p>вместо радио — в роще сорока»</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии