Воспоминания о передвижниках

— Ведь здесь, — говорю ему, — ходили великие наши поэты, писатели, воспевали чуть не каждый камень. Разыгрывались исторические события…

— А больше всего… романы, — дополнил Клодт. — Ходили все, гуляли, назначали свидания.

— Ну ладно, рассказывайте хоть про романы.

— Да разве их перескажешь, когда и цари туда же! Ходил анекдот из вон оттуда (указал на дворец). Правда или нет — не знаю, а того… говорили. Александр II любил — ну вот… насчет клубнички и иногда по вечерам в офицерской шинели, подняв воротник, бродил по этим местам. Здесь одна интересная… он знакомится, рекомендуется офицером, она вдова полковника. Ну того… она разрешает прийти к ней, но с черного хода. Царь доволен, что удалось сохранить инкогнито, что его не узнали, ночью идет по адресу, со двора. Заднюю лестницу моет прислуга. Он — ну вот, как пройти к полковнице? А та: «Что ты, что ты, батюшка. Уходи скорее, сюда скоро сам царь пожалует!» Вот тебе и инкогнито! Пришлось удирать.

В кругу чиновных людей, их интересов и переживаний, придворных интриг и сплетен проходили многие дни Клодта. Здесь он иногда брал сюжеты для своих картин, но здесь и увязал, отрываясь от искусства, которому вначале так искренне служил. На выставки он приходил совсем порожняком — не приносил ничего.

О нем думали: «Ну что же, не может работать по искусству, пусть хоть приходит на собрания, товарищ он хороший».

Слышно было, что он в свои поздние годы вторично женился, на француженке. И вот является раз во время устройства выставки давно не показывавшийся Михаил Петрович, ведя за руку маленькую прелестную девочку.

Все его обступили.

— Это что такое? Откуда вы добыли такое сокровище?

А Клодт с гордостью отвечает:

— Это… это… мой последний экспонат!

Тут все товарищи стали наперебой тащить к себе его дочку. А она живая, смелая; когда Волков усадил ее к себе на плечо, она с хохотом схватила его длинную бороду, как вожжи, и погоняет, точно лошадь: «Но, но! но!»

Волков поздравляет Клодта:

— Ты, Михаил Петрович, как тебе сказать, то есть — лучшего сюжета, чем эта дочурка, за всю жизнь не мог придумать.

Клодт довольный-довольный скромничает:

— Ну вот… это… такой же пустяк… Ну, право, ничего не стоит!

М. П. Клодт. Портрет П. К. Клодта. 1877

Группа передвижников. Фотография. 1894. Слева направо: сидят В. А. Серов, К. В. Лемох, В. Е. Маковский, М. П. Клодт, А. А. Киселев; стоят — К. В. Лебедев, И. И. Левитан, С. Д. Милорадович, В. М. Максимов, Л. В. Позен, Н. А. Ярошенко, Н. Н. Дубовской, Н. А. Касаткин, И. С. Остроухов, Н. К. Бодаревский, А. К. Беггров, Е. Е. Волков, П. А. Брюллов, В. Д. Поленов, Г. Г. Мясоедов. В центре — скульптурный портрет П. А. Брюллова работы Л. В. Позена

Киселев Александр Александрович

Передвижные выставки приносили много хлопот губернаторам и предводителям дворянства. Губернаторы по циркуляру министерства двора должны были оказывать содействие передвижникам в устройстве в городах выставок, проявлять, так сказать, просвещенное внимание к искусству, а с другой стороны, должны были и следить за тем, чтобы на выставках не появлялось чего-либо вредного по местным условиям.

Положиться в этом деле на невежественных цензоров губернаторы не могли: трудно было определить вредные вещи, да еще «по местным условиям».

Легче было, когда они получали телеграмму с точным обозначением недопустимых картин, вроде репинского портрета Льва Толстого, написанного после его отлучения от церкви^[127]. Такую телеграмму с добавлением «секретно» они показывали заведующему выставкой и успокаивались, узнав об отсутствии на выставке опасной вещи.

В большинстве случаев они попросту просили заведующего не подводить их и не ставить на выставку неподходящего.

— И у цензора детишки есть. Сохрани бог, проглядит у вас на выставке что-либо запрещенное в столице — и тем куска хлеба лишиться может, а мне тоже неприятность.

Предводителям дворянства и подавно не было радости от выставок, для которых приходилось предоставлять помещение в доме дворянских собраний. Они опасались, чтоб не поцарапали при устройстве выставок паркета или белых колонн в зале. А когда широкая публика с улицы свободно входила в привилегированное дворянское гнездо, предводители и швейцары только горестно вздыхали.

Но если они терпели, скрепя сердце, ежегодно сваливавшуюся на них из Петербурга обузу, не будучи в состоянии ей противодействовать, то население городов радостно встречало приезд выставки.

И. Н. Крамской. Портрет А. А. Киселева. 1883