Воспоминания о передвижниках

   -- Ты думаешь, что это одни нервы? Что завтра я буду прежним? Стану снова писать пейзажики по заказу тех, которые платили мне за проданную мою душу? А вот не стану! Сорву со стен все, что делал в угоду им сознательно и бессознательно, уничтожу! Оставлю только одну правду -- свои рисунки, и начну -- что и как, не знаю, но только не по-прежнему.

   Мы говорили долго, разговор становился каким-то страшным, вплетались непонятные слова, мысли рвались, планы будущего чередовались с переживаниями прошлого, ужасы переходили в восторженность, а в больших переплетах окна мастерской уже нарождался седой петроградский рассвет и побеждал свет лампочки. Шильдер взял меня за руку, подвел к окну, положил руки на мои плечи и смотрел большими глазами. Красивая кудреватая голова его обрисовывалась силуэтом на светлеющих стеклах окна, по бледной щеке скользил бледный рассвет. Он почти шептал: "Не бойся, я не сойду с ума, хотя от всего трудно мне быть вполне нормальным. Я ведь болел... Это ужасно... меня приводили в ужас выстрелы, кровь..."

   Я испугался, чтобы Шильдер не стал говорить о своем несчастье, о котором мне рассказывал Волков, чтобы с ним от этого не случилось чего-либо плохого. Я перебивал его:

   -- Не говори, Андрей, не мучь себя!

   -- Нет, -- продолжал упорно Шильдер, -- теперь или никогда я все, все скажу тебе!..

   Я его молил:

   -- Андрей, голубчик, забудь, поговорим о другом...

   А он дрожал и говорил:

   -- Еще тогда, девятого января, я не мог слышать стрельбы, тогда было убийство, чудовищный расстрел, а сейчас не то, сейчас борьба. Пусть стреляют: я не боюсь. Это они уже стреляют, защищаются и побеждают! Эти выстрелы уже моя радость! Слышишь их?

   Я не знал, как остановить нить его мыслей, а он продолжал:

   -- Не бойся за меня, я чувствую, что все страшное мною изжито до конца, оно рассеивается, как эта ночь за окном, и рассвет даст мне жизнь. Хорошо, пусть я буду романтиком, теперь все должны стать ими. Должны мечтать, рисовать себе лучшее будущее. Важно отказаться от прошлого. Вот видишь -- я уже могу говорить спокойно.

   И действительно, неожиданно для меня возбужденность его стала стихать, я перестал за него бояться и собирался уходить. Сперва он настойчиво оставлял меня ночевать у себя, а потом согласился отпустить, и в голосе у него послышались снова подавленные слезы.

   -- Ты уезжаешь, и я не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь.

   -- Отчего же -- успокаивал я его.

   -- Не знаю отчего, но мне кажется, что эти часы наши будут последними, и я не знаю, что мне, как романтику, сказать: прощай или до свидания.

   На площадке лестницы расцеловались. Спускаясь вниз, я услышал вдогонку:

   -- Если внизу дверь заперта -- позови, я отопру, чтобы не будить швейцара.

   -- Отперта! -- сказал я снизу вверх, в темноту лестницы и услыхал слова:

   -- Хорошо, так скажи мне: до свидания или прощай?

   -- Прощай, -- почему-то невольно вырвалось у меня.

   Ответа сверху не последовало.

   На дворе уже был серый рассвет. Отступающая ночь пряталась под сводами ворот и в тесных дворах. По пустынным линиям Васильевского острова в мертвой тишине стояли вытянувшись бледные дома. Иные в стиле империи, с гладкими стенами, прорезанными темными окнами. На фронтонах их местами виднелись еще орлы. Их никто уже не признавал. Все императорское было похоронено. Не было в этот час ни постов, ни сторожей и не заметно было никаких признаков жизни.

   Идти по городской пустыне было жутко.

   Летом я получил от Шильдера короткое письмо с припиской: "Жена извиняется за свои слова при последнем свидании. Из деревни нам пришлось уехать, мы там оказались пока лишними. Прощай!"

   Последнее слово его на этот раз оказалось самым верным: вскорости Шильдера не стало.

Примечания

Примечания составлены Г. К. Буровой

Шильдер Андрей Николаевич

   Шильдер Андрей Николаевич (1861--1919) -- живописец-пейзажист. Писал также театральные декорации. Систематического художественного образования не имел; учился у И. И. Шишкина, посещая его мастерскую. Влияние И. И. Шишкина отчасти сказывается на его последующем творчестве. На передвижных выставках участвовал с 1884 по 1918 г. (член Товарищества с 1894 г.). С 1903 г.-- академик.

   Шишкин Иван Иванович (1832--1898) -- один из крупнейших пейзажистов второй половины XIX в. Учился в Московском училище живописи и ваяния и в петербургской Академии художеств. Был членом-учредителем Товарищества передвижников, на выставках которого участвовал до конца жизни. В 1865 г. получил звание академика, в 1873 г. -- профессора петербургской Академии художеств. В своих произведениях (живопись, офорты, рисунки), посвященных большей частью лесному пейзажу, Шишкин с замечательным реалистическим мастерством раскрыл красоту и богатство природы родной страны.

   Юмудский Николай Николаевич -- художник, офортист и иллюстратор.

Беггров Александр Карлович