Когда одна из женщин пожаловалась на тяжелую работу, которую она вынуждена была выполнять, Бхагаван сказал: «Не придавай никакого значения тому, что делает тело. Старайся выйти за его пределы и быть его свидетелем. Ты думаешь, что страдаешь, но на самом деле вся эта работа по кухне – благословение для тебя, ведь ты кормишь стольких преданных! Ты можешь передавать это благословение людям, принимающим здесь пищу, если будешь правильно относиться к работе. Если ты выполняешь свою работу с умом, обращенным вовнутрь, качество пищи, которую ты готовишь, неуловимо изменится. Преданные, которые едят пищу, приготовленную с обращенным вовнутрь умом, заметят, что их собственный ум тоже обратился вовнутрь».
Каждый раз приходя в ашрам, я намеренно искал Натешу Айера и общался с ним. Неоднократно, когда я приезжал в ашрам, он спрашивал меня: «Я рассказывал тебе о том случае, когда я смотрел, как оперировали Бхагавана?» Это была его любимая история. Он никогда не уставал рассказывать ее и при этом никогда не извинялся за то, что повторяет ее столько раз. Я слышал ее, наверное, не меньше сотни раз.
«Я был помощником Бхагавана, – рассказывал он, – когда ему вырезали раковую опухоль. В те несколько часов я со всей ясностью осознал, что Бхагаван имел в виду, когда говорил: «Я не есть тело». Его поведение на протяжении всей операции явно демонстрировало, что тело было для него чем-то вроде одежды.
Ему рассекли плоть, текла кровь, и я видел радиоактивные иглы, которые втыкали ему в руку вокруг опухоли. Бхагаван был в полном сознании, но оставался совершенно безразличным к процедурам, проделываемым над его рукой. Позже мне сказали, что мы были с ним в этой комнате два с половиной или три часа, но когда я был с ним, я совершенно не осознавал течение времени. Все мы были поглощены мощью безмолвия Бхагавана. Оно заворожило даже врачей. Когда операция была закончена, врачи в едином порыве простерлись перед Бхагаваном.
Один из них сказал: «Я прооперировал много людей, но никогда не испытывал ничего подобного. В этой комнате такой покой, которого я никогда и нигде больше не ощущал. Я не могу описать происходившего – могу лишь сказать, что это не похоже ни на что, что я испытывал раньше».
Думаю, этот врач говорил за всех нас. Бхагаван, оставаясь спокойным и бесстрастным и пребывая в своем естественном состоянии безмолвия, даровал всем нам чудесное благословение, пока его плоть резали хирурги. Это было невероятное проявление Силы и Милости, заставившее меня плакать.
После такой операции можно было бы ожидать, что Бхагаван будет молча отдыхать, однако он проявлял полное безразличие к своему телу и к предписаниям врачей. Отменив решения врачей и руководства ашрама, он объявил, что хочет дать
В. Ганешан:
Спустя несколько лет после смерти Бхагавана я пришел в ашрам. После долгого пути, подойдя к воротам ашрама, я неожиданно увидел Натешу Айера, сидящего снаружи на ступенях храма Дакшинамурти. Зная, что в это время суток он должен работать на кухне, я сразу же спросил, что он здесь делает.Он ответил: «Я сижу здесь уже несколько дней, потому что администрация ашрама попросила меня уйти. Мне больше некуда идти. Это ашрам моего Садгуру. Куда я пойду? Я решил сидеть здесь, потому что это самое близкое место к ашраму».
Он рассказал мне это без малейшего негодования или обиды. Мне показалось, что он будет вполне доволен провести остаток своей жизни, сидя у ворот ашрама. Однако я, в отличие от него, вовсе не чувствовал умиротворения. Возмущенный тем, что с ним так обращаются, я пошел прямиком к своему отцу – управляющему ашрама – и вступил с ним в прямую конфронтацию, заявив, что такого хорошего преданного нельзя выгонять на улицу после стольких лет служения. Мой отец отказался отступить от своего решения и принять его обратно.
Меня очень взволновал этот случай, и я пошел к Муруганару, в то время жившему в маленьком домике за пределами ашрама. Со слезами на глазах я рассказал ему, что произошло, и добавил, что меня страшно возмущает и огорчает изгнание Натеши Айера. Муруганар озорно улыбнулся и спросил: «Почему ты рассказываешь мне об этой проблеме?»
«Потому что ты самый старший из преданных. Я обратился к тебе, потому что это совершенно несправедливо».