Читаем Воспоминания о Рерихах полностью

03.10.1932

<…> из Вашего письма я вижу, что Вл[адыка] требует великого единения. Каким путем мы можем его достигнуть, если три человека, имеющие между собой полное единение, исключили остальных трех из своей среды? Обсуждения общих дел не существует уже давно, дела решаются тремя и потом [Логваном] сообщаются остальным. <…> это делается так публично, что от посторонних и служащих не скроешь, особенно от последних, и очень печально, видя, как они отражают в своих действиях поступки их хозяев. <…> всеми силами старалась подойти к Ен[те] и Пор[уме], но это невозможно, ибо они этого не хотят. <…> [от Логвана ничего,] кроме холодности и выказывания при служащих неуважения и часто пренебрежения. <…> поддержка учреждений друг другом прекратилась. <…> мы ждали [Енту] как самого светлого посла, помочь <…> делам. Сделалали она это? Единение ее с двумя членами полное, разъединение с остальными — тоже полное. Несколько месяцев тому назад я имела с ней серьезный разговор, умоляя ее о кооперации[301] и о сердечном отношении и терпимости ко мне, ибо с приезда ее <…> после нескольких недель ее пребывания она резко изменила свое отношение ко мне. <…>

06.10.1932

<…> Пишу Вам это письмо, преисполненная отчаяния, и потому умоляю Вас, помогите мне. [Зачеркнуто: Очевидно, я совершила или продолжаю совершать что-то, возбуждающее Ваше недовольство, я пытаюсь, вникая в Ваши письма, читая Учение, проследить это, но не могу. <…> я сознательно удалена Луисом от участия в общих делах, и это происходит уже долгое время. Я не знаю, как и чем я могу доказать свое желание, всю устремленность своего сердца к кооперации со всеми, со времени получения вашего письма 2 года назад и приезда Нетти я стараюсь выказать свое раскаяние именно в кооперации, но ее не принимают <…>]

Неужели справедливо игнорирование на каждом шагу, оскорбление, унижение <…> Защищая основы, такхочется почувствовать силу единения, радость совместной борьбы, напряжения общих усилий. Ведь в этом радость и уверенность победы. <…> Скажите мне, родная, что я делаю такое ужасное <…> чем искупить прошлую вину, чтобы почувствовать ласку и любовь от тех, которых стремилась любить больше чем когда-либо и которые отвергают мою любовь и желание работать вместе с ними. <…> Я бы никогда не написала Вам всего этого, если бы не дошла до крайнего предела. <…>

09.11.1932

<…> получила Ваше письмо, которое ожидала как спасительный якорь. <…> бесконечно я Вам благодарна за ваше светлое, прекрасное письмо, могу лишь сказать, что, хотя, как Вы пишете, это уже давно известно и бессчетное число раз повторено, все же, получив от Вас опять свет Вашего луча, я как бы вновь прозрела. <…> Я Вам послала вчера же телегр[амму] немедленно по получении от Вас письма, прося Вас игнорировать мое второе письмо, но увы, оно было написано и продиктовано ложными чувствами моего духа. <…> За последнее время мне часто думалось, что я на краю опасности, но теперь я понимаю, в чем была опасность — в мыслях, неправильном толковании жизни, а главное, в разрушительном непонимании сотрудничества. Как Вы правы, родная, говоря, что не поможет нашему усовершенствованию, если мы будем винить других. <…> Вы так глубоко правы, говоря, что мне не нужно забыть о старом посеве; ведь я должна прежде всего изжить все, что посеяла за эти годы (сколько ужасных ошибок, упущений, обид — всех накоплений духа, идущего по кривой линии вместо прямого Указанного пути), а я вместо этого начала присматриваться, в чем, мол, виноваты другие, не поискав сучка в своем глазу. Действительно, видя самое самоотверженное участие в делах со стороны сотрудников, я лишь теперь вижу, насколько я была неправа, думая о том, что отношение ко мне холодное или неправильное: во время опасности я должна была понять, что главное — это защита дел сотрудниками и их помыслы в этом направлении, а не маленькие мысли о том, что кто-то обошел меня. <…> понимаю опасность лицемерия, оно возникает с чувством жалости к себе. Оно страшно, ибо убивает честность. Оправдать себя, взвалив вину на других, в то время как много раз убеждаешься, что ложно понятое слово или известное стечение обстоятельств порождает сеть недоверия и обиды. <…>

Вы и Н.К. были всегда, ко всем доброжелательны! Какой редкий пример Вы нам всегда давали, да ведь было с самого начала сказано в Учении, что «ученик должен иметь глаз добрый». <…> [я] была в периоде ослепления, ибо забыла о радости служения в духе терпимости к другим, терпения к окружающему и строгой проверки в каждодневных действиях. <…> вижу с болью, какую ничтожную часть пути я прошла, если вообще прошла что-либо, поэтому не хочу опять писать обещания, но постараюсь в действиях проявить «доброжелательство и широту мыслей». <…>

23.11.1932

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии