Теперь я уверена, что мои страхи были вызваны портретом турка с очень неприятным лицом. С циничным выражением он смотрел на вас из золотой рамы, слегка улыбаясь, что мне было крайне неприятно. Я думаю, что Коту было тоже не по себе. Мы обсуждали это неоднократно, находясь в желтой комнате. Там, кроме турка, было много интересного: стояли спортивные брусья, на которых любил раскачиваться Кот, и еще один старомодный велосипед.
Рядом с желтой комнатой располагалась бильярдная, а параллельно с ней красная комната. Эта комната, несмотря на красный цвет, давала совершенно другое ощущение — ощущение странного покоя. Она не использовалась уже много лет, но ничего зловещего в ней не было. В доме был большой круглый зал с круглым диваном в центре и вазой на подставке прямо над ним. Стены были расписаны видами другого имения, которое принадлежало брату моей бабушки Федору Куракину[14], и мы, приходя туда, воображали, что навещаем его. Пройдя через другой зал с двумя лестницами, ведшими на второй этаж в апартаменты тети Саши и дяди Александра Козен, мы попадали в портретную галерею. Все портреты были одного размера, близко сдвинуты и шли двумя рядами, почти достигая потолка. Бабушка знала всех изображенных на портретах и объясняла нам, детям, кто есть кто по отношению к ней.
Вторая галерея производила на меня впечатление портретом в полный рост моей прабабушки, которая была изображена сидящей на лошади и готовой для охоты. Между двумя галереями размещался круглый зал с высоким куполообразным потолком. В этой комнате я любила рассматривать замечательных фарфоровых птиц, расставленных на большом столе. Там были также два стеклянных шкафа с красивыми фарфоровыми сервизами. Посредине стоял большой диван, который мы использовали для игры в поезд из-за его забавной формы. Дальше находилась та часть дома, которую моя мама любила больше всего — комнаты, в которых она жила в детстве. Комнаты, отданные нам, располагались рядом, и нам говорили, что в одной из них во время своего визита несколькими годами раньше останавливался очень известный святой человек, Иоанн Кронштадтский[15].
Иногда мы ездили в Санкт-Петербург и останавливались на бабушкиной квартире, расположенной на первом этаже дома на Спасской улице, где я родилась. Бабушка тогда еще не переехала в Зимний дворец. Тетя Саша жила в том же доме на втором этаже. Рядом находился очень большой дом, принадлежавший моему дяде Николаю Татищеву[16]. Находясь в Петербурге, родители вели светскую жизнь, так как у моей матери там было много знакомых. Очень живо помню один эпизод, когда мне было четыре года. Обед подходил к концу, и бабушка сказала очень серьезно нам, детям:
— У меня сегодня к вечернему чаю будет особенный гость, и я хочу представить вас ему. Это Митрополит Антоний[17] С.-Петербургский. Пожалуйста, будьте готовы, когда я пошлю за вами Степана.
Я была еще очень маленькой и не поняла всей важности предстоящего. Было обычным, что бабушка посылала за нами, чтобы представить своим гостям. Однако, после того как бабушка вышла из столовой, Кот и Ика казались озабоченными, и между ними возник спор. Заметив, что я осталась равнодушной к этой новости и предприняла попытки перекувырнуться на большой оттоманке, Кот подошел ко мне, остановил и заставил выслушать его. Он пытался объяснить мне значение того, что сказала бабушка, и прочел мне длинное наставление о том, как я должна вести себя, когда этот необычный посетитель будет здесь, и в особенности, как важно поцеловать его руку.
Как обычно, мы пошли на прогулку, потом выпили молоко в столовой, после чего спокойно играли в детской. Однако чувство тревоги не покидало нас. Когда прозвонил звонок у входной двери, мы поняли, что гость прибыл. Прошло некоторое время, пока они пили чай в гостиной, но вот послышались шаги Степана и стук в нашу дверь. Мы были готовы и молча пошли гуськом: впереди Ика, потом Кот и замыкала шествие я. Мы прошли через большую гостиную и вошли в будуар бабушки. Взрослые сидели на другом конце комнаты: в середине гость, слева от него бабушка. Ика подошла к нему, потом Кот. Теперь была моя очередь. Я оцепенела. Все мое внимание было сконцентрировано на том, чтобы как-нибудь схватить его руку, поцеловать и ретироваться как можно скорее. Но как раз в тот момент, когда я была готова взять его руку, он поднял ее для благословения. В панике я стояла, пригвожденная к месту, не зная, что делать. Но в следующий момент я была поднята сильной рукой и оказалась на коленях у Митрополита. Его доброе лицо было сплошной улыбкой. Он наклонился и одной рукой погладил меня по волосам, поддерживая другой.
— Чья ты дочь? — спросил он меня.
Совершенно смущенная всем происходящим, я ответила:
— Папина.