Воспоминания о России

Следующая четкая картинка – поселок Эртиль (где-то в Воронежской области). Август 1945 года. Я сижу на берегу речки, свесив ноги с невысокого обрыва. Рядом в речке барахтаются старшие ребята. Тепло, светит солнце, засыпаю и сваливаюсь в речку. Воды у берега по колено, я не могу утонуть, но нахлебался воды, мне страшно. Старший брат гладит меня по голове, говорит, что совсем не больно и добавляет: «Не реви, а то нам обоим достанется от мамы».

Дальше – 1946 год, Житомир, мне 4 года, я уже большой и помню многое отчетливо. По крайней мере, то, что действительно запомнилось. Но об этом лучше по порядку.

Война

Перед войной мои родители жили в Сталинграде, оба работали. Хоть и не было собственного жилья, но в семье был достаток, рос мальчик – мой брат Натан. Решили завести второго ребенка – меня. И началась война. Папу не брали в армию, так как у него было плоскостопие и очень слабое зрение. Но весной 1942 года его вместе с другими мужчинами Сталинграда отправили на Дон рыть окопы. Он вернулся похудевший и весь покрытый вшами. По крайней мере, так рассказывала мама. Еще через некоторой время он пошел добровольцем в армию. Стыдно было здоровому мужику отсиживаться в тылу. Так считали в то время все.

Во время войны все мужчины призывного возраста нашей семье воевали. Аркадий Бройде (муж тети Ани) был танкистом, Саша Винокур (муж тети Мины) – подводником, Михаил Дмитриевич и Вячеслав Дмитриевич (мамины братья) воевали в пехоте, Николай Дмитриевич – кавалерист в составе корпуса Плиева. В Сталинградской области многих молодых мужчин отправляли в казачий корпус, хотя по происхождению они не были казаками. Петр Иванович Громов (муж тети Люси) служил артиллеристом, позднее был в дивизионе «катюш». Мой двоюродный брат Аир Гавриилович был в лыжном батальоне. Когда батальон шел в атаку по заснеженному льду озера где-то между Москвой и Ленинградом, немцы взломали лед бомбами, и весь батальон ушел под лед. Никто не выжил. Это была единственная утрата среди моих родственников во время войны. Конечно, абсолютно все были неоднократно ранены и контужены; Аркадий дважды горел в танке, но все вернулись домой. Вячеслав Дмитриевич побывал в плену, и это было нашей страшной тайной. Мама в детстве внушала мне, что об этом говорить или писать в автобиографиях нельзя.

Старшее поколение не воевало по возрасту. Из моих кузенов только Аир попал на войну. Остальные были или молодыми, или совсем маленькими. Кстати, Аир был назван так в честь популярного министра Александра Ивановича Рыкова, организовавшего выпуск любимого в России напитка – водки – по приемлемой цене. Ее так и называли одно время – «рыковка». А Гавриил Дмитриевич – отец Аира – был не дурак выпить.

Мне всегда было странно слышать сплетни о евреях, прятавшихся во время войны в Ташкенте. Мужчины призывного возраста, независимо от национальности, не могли избежать армии. А стариков, женщин и детей всех национальностей, по возможности, эвакуировали в Сибирь и Среднюю Азию. Исключением являлись евреи, проживавшие на присоединенных в 1939 году землях: в Прибалтике, Западной Украине и Западной Белоруссии. Им не всегда разрешали эвакуироваться, иногда даже с презрением говорили: «Западников не берем».

Помню эпизод, рассказанный однажды папиным приятелем, полковником Добрушиным. Он в конце войны или сразу же после нее был в Москве на концерте, в котором какой-то песенник пел куплеты о евреях, прячущихся в Ташкенте. Рассвирепевший Добрушин – кавалерист-полковник – ворвался к нему в гримерную во время перерыва в форме и орденах, хватил саблей по гримерному столику и заорал: «Еще раз пропоешь такие куплеты – зарублю суку!». Элегантный столик развалился пополам, артист до конца жизни не пел больше эти куплеты.

Папу забрали в морской флот и отправили в Севастополь, на корабль. Именно в это время немцы особенно сильно бомбили Севастополь и флот. Флот начал передислокацию на Кавказ. При этом многие корабли были потоплены. Потопили и корабль, на котором служил папа. Не ясно, как он выжил. Говорил, что ухватился мертвой хваткой за доску, еле разжали руки, когда вытаскивали из воды. Ведь он совершенно не умел плавать. И всю жизнь потом отказывался учиться плавать, заходил в воду только по пояс.

После этого он попал в пехоту рядовым солдатом. В то тяжелое время не смотрели, имеется ли у военнообязанного высшее образование. Шло переформирование частей, вырвавшихся из Крыма. В бою был тяжело ранен, и его отправили в тыл, в Астрахань. Рана загнила, так как в госпитале не хватало нужных лекарств. В то время в СССР еще не было пенициллина и других антибиотиков. Не хватало даже простейших стрептоцида и стрептомицина. Папа валялся на полу в бараке с безнадежными раненными, на которых врачи уже не обращали внимания. На его счастье, по госпиталю проходил один из хозяйственных руководителей армии, работавший раньше в Сталинграде. Он узнал папу. Разговор был примерно такой:

– Абрам, что ты здесь делаешь?

– Ухожу потихоньку.