Воспоминания о С. Н. Рерихе. Сборник, посвященный 100-летию со дня рождения С. Н. Рериха

Великим праздником не только в моей жизни, но и в жизни тысяч и тысяч людей была первая персональная выставка художника Святослава Рериха в мае 1960 года в Москве и в июне в Ленинграде. Люди делились радостью друг с другом прямо на выставке и высказывали свой восторг и непосредственно Святославу Николаевичу, и в книгах отзывов, и в письмах в музей или гостиницу. Все были в восхищении от его картин, в которых открывалась нам далекая экзотическая Индия с ее людьми и природой, от красоты его супруги Девики Рани. Всех очаровали благородная простота в обращении, аристократическая внешность самого Святослава Николаевича, глубина его суждений и то, что он, несмотря на многие годы, проведенные вне России, остался истинно русским – сохранил лучшие национальные черты и полноценную речь урожденного петербуржца.

Однажды в 1960 году в Ленинграде на выставке картин Святослава Рериха в Эрмитаже, находясь рядом с художником, я отпрянула в изумлении. Юная, полная сил смуглая индийская девушка бросилась в ноги к Святославу Николаевичу. Он немедленно ее поднял. И она темпераментно стала выражать восторг перед мудростью Святослава Николаевича. Она воскликнула, что так рассказать о ее родине может только Великий Гуру! Потом оказалось, что это была студентка Ленинградского университета, приехавшая изучать русский язык из Тамилнада. Так я узнала о бытующем в Индии обычае «брать прах у ног Учителя». Девика Рани рассказала мне тогда, как в январе на этой же выставке в Дели было настоящее паломничество. Люди приходили и из далеких провинций, часами сидели в галерее и вокруг нее и так же стремились брать прах у ног Святослава Николаевича, как эта девушка.

В моем детстве, а родилась я в Эстонии в 1931 году, был духовный авторитет – владыка Павел, архиепископ. Он был похож на Николая Чудотворца и по своим делам, и по облику. Внешне суровый, но добродетельный и справедливый. Этот идеал духовного человека воскрес для меня в лице Святослава Николаевича. Он стал таким же источником духовной радости и веры, Вестником Высшего Мира, как владыка Павел, как Юрий Николаевич. Его благородное влияние на людей сказывалось немедленно. Люди стремились к нему как к служителю Прекрасного, чувствуя в нем душевность, сердечную чистоту, мудрость знания, самоотверженность. Я никогда не воспринимала Святослава Николаевича как человека светского, хотя поведение его в этом смысле было безукоризненно. Величественным был весь его облик: стройная осанка, внимательный взгляд, немногословность, спокойствие, внутренняя сосредоточенность и постоянное предстояние перед чем-то для меня недоступно возвышенным. Его пристальный взгляд вызывал во мне безотчетный страх и трепет, а редкий ласковый взор – благоговейную любовь. Я чувствовала, что передо мной все понимающий человек.

Накануне открытия юбилейной выставки в Третьяковской галерее в 1974 году Святослав Николаевич показывал свою экспозицию индийскому послу и его супруге с их окружением. Я ходила на значительном расстоянии и пыталась сфотографировать Святослава Николаевича. Вдруг появилась административная дама и громко потребовала: «Не мешайте человеку показывать картины!» На это я ответила: «Перед нами великий художник!» Святослав Николаевич заметил грубое проявление преданности и так грозно посмотрел в мою сторону, что я до сих пор чувствую его внушительный взгляд и свой стыд. Подобные переживания вблизи Святослава Николаевича всегда становились внутренними событиями моего духовного роста.

Иногда выражение лица Святослава Николаевича очень напоминало портретные черты Николая Константиновича или Юрия Николаевича. Сходство с братом сказывалось даже в его походке, а иногда я улавливала в нем черты русского простолюдина. Видела это неоднократно и при разных обстоятельствах, особенно ярко на прогулке в Петродворце (Петергофе) в июне 1960 года. Погрузившись в размышления, Святослав Николаевич быстро пошел в сторону от фонтанов. Решительная походка напомнила Юрия Николаевича, на лице возникло выражение полного портретного сходства с Николаем Константиновичем. Он исчез в толпе, а Девика Рани шла со мной, как обычно, медленной царственной походкой. Когда Святослав Николаевич возвращался, идя нам навстречу, я впервые заметила в нем совершенно другого человека, эдакого крепкого русского крестьянина, и удивилась тому, как в этом человеке сочетаются одновременно аристократическая утонченность и русская простонародность.

Живопись Святослава Николаевича и его личность для меня нерасторжимы. Все богатство его души выражено в картинах. Любовь к Красоте была для него ведущей силой. Он сам говорил, что стремится передать в живописи свою радость от ощущения Красоты во всем. Святославу Николаевичу удалось выразить и такое сокровенное понятие, как тайна женственности. В портрете Девики Рани на синем фоне, в красном сари, с ветвью кораллового дерева над головою, создан одухотворенный, идеально возвышенный образ женщины, напоминающий икону «Умиление», на которую молился Серафим Саровский.