Мне очень хочется сказать «я», потому что я боюсь, что он будет слишком строг, но я всего лишь молодой учитель, и мне не подобает проявлять инициативу. Так что принимать экзамен будет он.
И вот уже наш водитель трамвая подходит к столу и сдает свой листочек с решенной задачей.
— Как ваше имя? — строго спрашивает экзаменатор.
— Баттистон Лоренцо.
— Кем работаете?
— Я вагоновожатый. Трамваи вожу. Но если экзамен не сдам, стану безработным.
— В каком году умер Кавур?
Было бы странно, если бы водители трамваев знали точную дату смерти великого министра: в большинстве своем они, разумеется, этого не знают, что, впрочем, не мешает им прекрасно и без аварий водить трамваи.
Но синьор экзаменатор, видимо, считает, что нельзя быть хорошим водителем, не будучи в курсе такой важной даты.
— Он умер… умер…
Я с ужасом замечаю, что бедняга не только не знает, когда умер Кавур, но и вообще, кажется, изумлен известием о его смерти.
Всеми возможными способами я пытаюсь подсказать, но если и можно показать цифру «три», «четыре» или «пять», то как покажешь «тысяча восемьсот шестьдесят один»?
Эх, если бы Кавур умер сразу после Рождества Христова! Это была бы простая, короткая дата…
— Вы, как я вижу, ничего не знаете про Кавура. Он умер в 1861 году со словами… С какими, кстати, словами?
Если бы прием на работу в трамвайные парки зависел от синьора экзаменатора, то множество людей, думаю, стремилось бы прокатиться в трамвае не столько для того, чтобы попасть куда им надо, сколько для того, чтобы расширить свой кругозор, наслаждаясь высокоинтеллектуальными и поучительными беседами, которые вели бы между собой вагоновожатый и кондуктор.
— Синьор учитель, я не знаю, что он сказал, когда умер. Но скорее всего он сказал: «Прощайте, дети мои…»
— Он сказал: «Свободную церковь свободной стране!» Так, понятно, перейдем к географии…
Экзаменатор обводит удовлетворенным взглядом класс — он явно горд собственной образованностью.
Но мальчишкам совершенно безразлично это обилие вычурных фраз и памятных дат: они бросили считать плитки и смотрят во все глаза, как злой экзаменатор выпытывает какие-то сложные и таинственные вещи у старенького водителя трамвая, который, конечно, слышал о великом министре Камилло Кавуре и уважает его всем сердцем. А если он видел портреты Кавура, то, возможно, помнит, что у министра была странная борода — на шее, а не на подбородке. Но вряд ли он помнит о нем что-нибудь еще. Зато он знает много такого, чего не знает экзаменатор: как водить трамвай, как тормозить под гору, кто прикрепляет флажки на крышу трамвая в дни национального праздника… все то, что любому мальчишке гораздо важнее и интереснее, чем слова, произнесенные министром Кавуром на смертном одре…
Вешать на праздники флажки на крыши трамваев — мечта всех мальчишек. Многие из них, особенно из семей победнее, уже решили, что станут водителями трамваев, когда вырастут. И, когда трамвай со звоном проносится мимо них по улице, они думают: «Я тоже когда-нибудь буду вот так ехать на месте водителя, и у меня будет фуражка с номером, и на воротничке тоже будет номер — золотой…»
Для мальчишек латунь и золото — это одно и то же, а водитель трамвая с флажками на крыше — то же самое, что капитан огромного украшенного флагами корабля. Так что сейчас они всем сердцем за водителя, которого очень уважают, и враждебно косятся на экзаменатора, приготовившегося пытать старика географией.
Дела у старика идут из рук вон плохо: он смотрит на меня, зная, что я хотел бы ему помочь, и в глазах его читается вопрос: «Что же это, выходит, я провалюсь?»
— У вас есть дети? — спрашиваю я его.
— Четверо.
— Я все понимаю, — вступает экзаменатор, — но экзамен есть экзамен. И если по географии вы ответите мне так же плохо, как по истории…
Бедный старик стоит перед учительской кафедрой, как школьник, я так и вижу его одетым в голубую форму с вышитым белыми нитками именем на груди: «Баттистон Лоренцо». Мне хочется взять его за руку и сказать: «Ну, ну, Баттистон, не бойся, учитель не такой злой, как ты думаешь. Давай, Баттистон, поправь волосы, не видишь разве, что они падают тебе на глаза и что друзья твои над тобой смеются?»
Но рука у дрожащего Баттистона вся в морщинах, волосы совсем седые, и лет ему, как моему отцу…
— Давайте, — говорю я экзаменатору, — зададим ему несложный вопрос по географии…
Но, увы, нашему экзаменатору хочется похвастаться тем, что он знает столицу государства Лихтенштейн. Так что он спрашивает у старика-водителя именно ее.
Я бы с радостью подсказал, но и в этот раз у меня ничего не выйдет, потому что, как бы я ни ломал голову, столицу Лихтенштейна я точно не вспомню.