Воспоминания о Штейнере

"Эсотерик", выбранный голосованием не "эсотериков", может встать [стать] во главе и общественности; только, он не может употребить силы своего влияния на свободу проявления социального темперамента каждого из нас. И потому — то, когда средний уровень перерастал уровень глубины, разрастаясь вширь с ненормальною быстротою, глаза этого уровня закрывались на явления, внутри которых "дух дышал". И "эсотерики" тихо, не проронив ни слова, один за другим исчезали; и Бауэр сел в Аммерзее, и Пайперс исчез с горизонта, и Унгер оказался "не у дел", и Риттельмейер развил "дело" свое вне А. О., и Штинде умерла, и… сколько этих "и" следовало бы мне приписать. Уже с 16‑го года я видел рост этого "и": и, и, и; в 21 году, оказавшись среди потока речей, книг, издательств, видя рост предприятий, я видел главным образом: "и… и… и…"; я выражал свою грусть старинному ученику доктора: А. В.С; но он мне ответил: "Я спрашивал доктора недавно: как быть с эсотеризмом? И знаете, что мне ответил доктор? Он подошел ко мне, посмотрел молча на меня, развел руками и с грустью сказал: "Ответьте и вы мне: где эсотеризм?" — Вот как он мне ответил".

"Эсотерики" — были; только: они стали невидимы; на то и эсотерик, чтобы быть невидимым там, где видение "стиля" его, "печати" его лишь соблазн, вызывающий общественный беспорядок, мешающий аппарату А. О. работать в государственном масштабе.

"Эсотеризм" и "общество" — "контрадикцио ин адъекто": но эсотеризм может окрылять и общество, когда в обществе есть глаза видеть "крылья"; печатать книги — не его дело.

18

То, что я встретил в "обществе" в 12‑м году, менее всего походило на общество; это был доисторический, так сказать, патриархальный строй; не было аристократии, буржуазии, демократии; не было "классов" в том, что нас притягивало; нас притягивало то "внутреннее", чему учил Штейнер; притягивали и "внутренние" и им наученные; была и организация, но — невесомая; "стиль", но неукладываемый в устав; характерно: задолго до отделения от "Теософического общества" никакого "теософического общества" не было во внутренней ассоциации Штейнера, учеников, учеников его учеников, руководимых ритмом — магнитом, располагающим имеющих глаза и уши в какие — то "хладниевы фигуры"; и была, уже и тогда, "масса", не подчиненная этому ритму, ибо его не слышавшая; и этой массой обрастал кузов судна, на котором плыли вместе со Штейнером и его ученики "имеющие уши", какое им было дело до обрастания кузова: теософами, тетками, немецкими мещанками, низким уровнем понимания?

Возьмите группу близких учеников Штейнера в его "теософский" период: это — Риттельмейер, христианин, пастор; это Унгер, не переносивший "теософию" и воевавший с теософским уклоном Фелькер; это Бауэр, старый христианский "мистик" и философ; это — Штинде, "первохристианка", это Шолль, которой Лобачевский был в тысячу раз интереснее какого угодно Вивекананды[299].

Да и само "теософическое" раскрытие Штейнером, например, ангелологических проблем — раскрытие на базе Дионисия Ареопагита; что общего между углублением исторических проблем Афинской школы апостола Павла и… произведениями Ледбитера, Мида[300], брамана Чартерджи[301] и прочих… "сочленов"!

Общества и не было: была внутри него действовавшая в нем СУИГЕНЕРИС Флорентийская Академия, долженствовавшая деятелей этой академии вывести из теософского "общества".

Напомню: устав А. О. слагался скорее, как внешняя необходимость оформить деятельность по существу не "общественной" академии, ассоциации из свободы. И весь 13‑й год плыли на случайностях "устава наспех", пока в движении корпуса корабля не ощутилась тяжесть; исследование открыло: моллюски и водоросли наросли безобразною массою; их надо было либо отсечь, либо организовать.

По — моему: поворот к обществу — собственно в его бренном "общественном" смысле начался не с теоретической детализации "устава", а с практического вопроса — что делать с неминуемым обрастанием?

Чем обрастали и почему обрастали?