Воспоминания о службе

В 1910 году подготовка офицерского состава шла с учетом опыта русско-японской войны. Командующий войсками генерал Самсонов, как бы ни был занят делами по генерал-губернаторству, требовал регулярных докладов от офицеров Генерального штаба в гарнизонных собраниях. Такое приказание командующего войсками произвело прямо ошеломляющее действие. Ясно было, что на походах Александра Македонского уже не отыграешься, а нужно изучать опыт русско-японской войны. Тотчас же по принятии роты я получил из штаба округа запрос, на какую тему я желаю сделать сообщение в гарнизонном собрании. Так как времени давалось только три недели, то я, не задумываясь, сообщил свою первую академическую тему: «Операция 2-й русской армии под Сандепу». Тема была утверждена. Пришлось сделать новые схемы, так как старые я оставил в Петербурге.

Капитан Рот, как лицо, ответственное за эти доклады, постарался в первую очередь использовать нас, причисленных к Генеральному штабу.

В один из декабрьских вечеров в скромном сюртуке офицера стрелкового полка, с академическим значком на правой стороне, я стоял за кафедрой в большой аудитории и с некоторым чувством страха смотрел, как она наполняется. Здесь были генералы и полковники Генерального штаба, офицеры гарнизона, среди них — непосредственные участники этой операции. Ожидали командующего войсками. Наконец вошел Самсонов, раскланялся со всеми и сел. Овладев собой, я спокойно начал доклад, который продолжался около полутора часов. Обрисовал операцию целиком, сделал в заключение оперативные и тактические выводы. Когда я закончил, Самсонов подошел ко мне и поблагодарил за хороший доклад, кстати, осведомился, кто я такой, с какого года на службе. Пожав крепко руку, он еще раз поблагодарил меня. Так состоялась моя первая встреча с этим замечательным генералом, жестокая судьба которого вписала его имя в историю как неудачника.

Докладом я упрочил свое положение в полку, и пьяная компания Федорова мне уже была не страшна. Завязывались более тесные связи с офицерами Генерального штаба, главным образом участниками войны с Японией. Одним словом, я был уже не просто «момент» (как называли в строю офицеров Генерального штаба), а командир, который вынес кое-что свежее и здоровое из академии.

Время шло незаметно. Наступил 1911 год. Прошли выборы в суд общества офицеров, и я оказался членом этого суда.

Два часа ежедневно по вечерам я посвящал чтению новых книг по тактике, а их выходило много, особенно по русско-японской войне: отчет Куропаткина, тема официальной истории войны. По разным источникам я детально прорабатывал Мукденскую операцию.

Помимо строевых занятий приходилось проверять и хозяйство. То проверишь ротного каптенармуса и сидишь за пересчитыванием хранящихся в ротном цейхгаузе шапок, мундиров, шаровар, сапог, котелков, то берешь на дом книгу каптенармуса и просчитываешь припек и недопек. Нужно было проверить работу ротной сапожной мастерской, чтобы вовремя чинилась солдатская обувь, а также заглянуть в плотницкою, где готовили обстановку для роты: столы, скамейки, тумбочки и табуретки.

Начальников в Ташкенте жило много, и все они посещали роту: то осматривала помещение санитарная комиссия от окружного санитарного управления, то от военно-инженерного управления. Смотрели, в порядке ли содержится шанцевый инструмент, штаб-офицер проверяет содержание и уход за винтовками, экзаменуя в то же время унтер-офицеров и стрелков в знании правил ухода и чистки винтовок. За все, конечно, отвечал ротный командир.

Дело приближалось к весне. Нужно было отчитаться за подготовку молодых солдат. Тут же проверяло строевое начальство. В роту прибыл начальник 1-й Туркестанской стрелковой бригады генерал-майор Генерального штаба Воронов со своим начальником штаба Рычковым. Очень вспыльчивый, Воронов быстро реагировал на непорядки, что называется петушился. Вот тут я и познал, на чем держался наш командир Федоров. Для начальства важно было, чтобы подчиненный быстро давал ответы, не задумываясь над их содержанием. Около роты я приказал выкопать широкий ров небольшой длины, наполненный водой, и через него заставлял стрелков прыгать. С точки зрения санитарии такой ров не был, конечно, желательным. Обойдя 5-ю и 6-ю роты, начальник бригады, чем-то рассерженный, подошел к моей роте. Я представился и последовал за сопровождающим генерала командиром полка. «Это что за мерзость?» — спросил Воронов, указывая на ров. Не успел я выдвинуться вперед и доложить о назначении рва, как полковник Федоров тут же ответил: «Для поливки деревьев, ваше превосходительство». А так как в Туркестане дерево — это все, то никаких возражений со стороны генерала не последовало, а я подумал: «Вот так находчивость!» Обход роты прошел благополучно.