Начальник штаба корпуса генерал Лилиенталь привлекал меня временами к работе в своем штабе, правда, без выезда из Ташкента. Нужно сказать несколько слов об этом генерале. Обладая большим опытом, он хорошо знал службу Генерального штаба, но допускал нетактичность и находился под башмаком своей жены. Страдая больным самолюбием, подталкиваемый к тому же еще и женой, Лилиенталь превышал свои полномочия по службе. В 1912 году у эмира в Бухаре случилось какое-то волнение среди его верноподданных, и для консультации к нему направили генерала Лилиенталя. Последний не нашел ничего лучшего, как, присылая телеграфные донесения в штаб корпуса, адресовать их копии и своей жене.
Однажды в читальне гарнизонного собрания произошло чрезвычайное событие. На столе офицеры обнаружили номер самой черносотенной газеты «Русское знамя». Он-то и произвел сенсацию. Одна из его страниц содержала фельетон под заголовком: «Поход в Бухару русских генералов за бухарскими звездами». В фельетоне речь шла о Лилиентале и других русских генералах, причастных к бухарским делам. По недосмотру солдата-библиотекаря номер этой газеты пролежал неделю в читальне, и, конечно, с большим интересом фельетон прочли многие. В нем довольно хлестко описаны неблаговидные делишки тех генералов, которые запятнали свою репутацию. Лилиенталь, конечно, не мог равнодушно отнестись к фельетону и газете, опубликовавшей его.
…В середине марта началась окружная военная игра старших войсковых начальников под руководством командующего войсками. На этот раз Самсонов сдержал свое слово: «воевали» в Фергане «красные» против «синих», а о былых «битвах» «русских» с «афганцами» уже не вспоминали. Игра подходила к концу, когда ее пришлось прервать: из Оренбурга прибывал военный министр генерал Сухомлинов. Командующий войсками выезжал в Казалинск встречать его. Этой поездке Сухомлинов в своих воспоминаниях уделил несколько страниц: «Условия службы и жизни в Туркестане, и особенно в Закаспййской части области, были тяжелые. Мой приезд и то, что я, по поручению верховного вождя армии, входил во все подробности обстановки и условий существования войск на окраине, имело, бесспорно, немаловажное значение… В беседах с офицерами после обеда обыкновенно в собрании, меня трогало то жадное внимание, с каким они относились ко всему, что касалось государя… Когда перед выстроенными войсками я передавал привет государя и его благодарность за службу, трудно описать тот неподдельный восторг, который охватывал всю солдатскую массу, наполнявшую ряды колонн».
Так описал Сухомлинов в 1924 году свое пребывание в Туркестане. В моем же представлении это была не инспекторская поездка военного министра, а какая-то увеселительная прогулка. Ташкентский гарнизон видел Сухомлинова только на параде у вокзала, когда он объезжал ряды колонн в форме «кавелахтских гусар». Никакого приветствия войскам от государя Сухомлинов не передавал. Наоборот, по городу ходили слухи, что его больше интересуют дела какой-то хлопковой компании, представителя которой, князя Андроникова, оказавшегося впоследствии, по воспоминаниям самого же Сухомлинова, аферистом, военный министр привез в своем вагоне в Ташкент. Не знаю, может быть, где-нибудь на периферии округа военный министр и входил в нужды войск, но в Ташкенте он явно ими не интересовался.
Весна вступила в свои права, и Туркестанский стрелковый полк вышел в лагеря. Лето 1912 года прошло для меня в обычных командировках от штаба корпуса. В начале мая пришлось в составе комиссии выехать в Керки для проведения опытной мобилизации стоявшего там стрелкового полка. Для меня это был первый опыт мобилизационной работы. Добирались мы до Керки на пароходе: железной дороги туда еще не было, единственным путем сообщения служила Амударья. Амударьинская флотилия считалась военной, пополнялась солдатами из сухопутных частей, а капитанами на ней служили моряки торгового флота. Русло Амударьи чрезвычайно изменчиво, поэтому на борту парохода находился лоцман. Пароходы были старые, плоскодонные. Плыли только днем, а ночью приставали к берегу. Суточный переход не превышал 30 верст. Мелкие перекаты из наносного песка пароход брал с разбегу, а крупные преодолевал часами.