Словом, Хрущев «посетил» Манеж. Светленький декабрьский день — вовсе не метафора — показался сумеречным, липкий, такой знакомый, привычный, словно бы и уютный («все как всегда») страх упал на меня. Власть не давала забыть, в какой стране мы живем. Опять можно было ждать чего угодно.
Впервые в жизни я почувствовал, понял — до самой глубины давно запуганной души, что и моя профессиональная деятельность, моя, стыдно сказать, карьера в опасности. И что это — только начало.
Власть взглянула на меня, как Вий на Хому Брута. Прямо и страшно. Вероятно, этот липкий, ледяной, уже взрослый страх и стал началом иной жизни.
Вспомнил, что меня опять вызывают в военкомат, что опять — уже много дней — таскаюсь я по врачам и добываю унизительные справки в мрачных очередях. Подумал о том, что ждет меня в будущем. В памяти звучало это название одной из глав «Книги джунглей» Киплинга — «Как пришел страх (How fear came)». Моя либеральная отвага таяла куда стремительнее, чем снежинки на мокром асфальте. Затянувшееся детство кончалось.