Воспоминания Петра Николаевича Врангеля

Ночная атака на Каховку, веденная по-прежнему недостаточными силами (пешая бригада 2-й кавалерийской дивизии, юнкера, одна бригада 13-й дивизии и туземный дивизион), окончилась неудачей. В 8 часов утра красные сами повели наступление от хутора Терны на правый фланг 13-й дивизии, но были отбиты, и в 9 1/2 часов 13-я дивизия вновь перешла в наступление, однако успеха вновь не имела.

1-я конная дивизия, выступив в 6 часов утра на местечко Самсоново для содействия нашей пехоте, встретила в шести верстах к северу от Черненьки пехоту противника, обходившую левый фланг 13-й дивизии, опрокинула ее и к вечеру заняла окраину Ключевой балки на правом фланге Каховской позиции.

Длившийся весь день бой закончился новой неудачей, причем наши части вновь понесли большие потери; противник оказывал отчаянное сопротивление. Особенно упорно дрались латыши. Противник беспрерывно вел работы по укреплению своей позиции.

За эти дни красные успели сосредоточить на каховском плацдарме сильную группу пехоты: Латышскую, 51-ю (только что прибывшую с Западного фронта) и 52-ю стрелковые дивизии и 6 четырехорудийных батарей. В районе Корсунского монастыря противник окончательно был разгромлен частями 34-й, 2-й Донской казачьей и 2-й конной дивизий. Одновременно два батальона 34-й дивизии при поддержке казаков заняли «Казачьи лагери» и Алешки, захватив 1200 пленных и 3 орудия.

Генерал Слащев вновь телеграфировал, прося разрешения задержать конницу, докладывая, что считает возможным, ввиду окончательного разгрома противника в районе Корсунского монастыря и Алешек, усилить часть 13-й дивизии второй бригадой этой дивизии, 136-м полком и тремя батареями и что при этих условиях уверен в успехе. Хотя и неохотно, я все же дал ему согласие, вновь подтвердив необходимость беречь конницу. Поздно ночью я выехал в Мелитополь, куда прибыл в 9 часов утра.

На фронте 1-го корпуса противник, видимо, начинал выдыхаться. Атаки его заметно слабели. С утра 1 августа на большей части фронта наступило затишье. Генерал Кутепов бодро смотрел в будущее.

В тот же день я вернулся в Джанкой, где нашел телеграмму А. В. Кривошеина о состоявшемся признании Францией правительства Юга России де-факто. Вечером была получена телеграмма об удачной высадке нашего Кубанского отряда в районе поселка Ахтарского.

Несмотря на то что молва о десанте на Кубань, вследствие нескромности Кубанских правителей, конечно, дошла и до противника, красному командованию пункт высадки оставался неизвестным и высадку удалось произвести без потерь.

В ночь на 2 августа я выехал в Севастополь. К 4 часам 1 августа перегруппировка частей на фронте 2-го корпуса закончилась. Однако и в этот день, и на следующий наши атаки успеха не имели. Наши части опять понесли жестокие потери.

Вечером 2 августа генерал Слащев телеграфировал мне в Севастополь, что от повторения атак на укрепленную позицию противника вынужден отказаться, и просил разрешения отвести свои части на линию Каменный Колодезь – Черненька. Я ответил согласием, приказав одновременно отвести конные части генерала Барбовича в район Дмитриевка – Антоновка в мой резерв. Вместе с тем я приказал указать генералу Слащеву на неудовольствие мое его действиями.

Удержание противником каховского тет-де-пона приковывало к этому участку значительную часть наших сил, создавало угрозу нашему левому флангу в наиболее чувствительном для нас перекопском направлении. Однако решительного успеха противник не достиг. Северная Таврия оставалась в наших руках, и выделенные из состава армии части десантного отряда беспрепятственно выполнили первую часть своей задачи, закончив высадку и быстро продвигаясь в глубь Кубани.

С развитием операций на Кубани я решил перенести Ставку в Севастополь, объединив командование 1-м и 2-м корпусами на северном участке фронта в руках генерала Кутепова.

Генерал Кутепов был начальник, хорошо разбирающийся в обстановке, большой воинской доблести, совершенно исключительного упорства в достижении поставленных целей, умевший близко подойти к офицерам и солдатам, прекрасный воспитатель войск.

10 августа Мильеран письмом на имя г. Базили, советника нашего посольства в Париже, уведомил о признании правительства Юга России де-факто.