Вместе с тем, сосредотачиваясь не только на передаче собственных переживаний, настроений, потока мыслей, но и на их "представлении" и анализе, автор включает читателя в прямой диалог, делая его не только собеседником, участником, но и создателем описываемого. Таким образом время действия произведения становится и временем настоящего, а сама ситуация может считаться условной.
Созданию подтекста также способствует прямое или скрытое цитирование. Как отмечают исследователи: "Собственный смысл цитаты внеположен сюжету, в который она включается. Столкновение, пересечение двух сюжетов и создает возможность возникновения нового, подтекстного смысла..." _
Отметим, что функции детали разнообразны, она часто используется для создания реминисценции. Цитата часто как бы открывает подтекст, становясь по отношению к нему внешним планом, намечающим его содержание. Сравним названия - "Сумасшедший корабль" О.Форш", "Я унес Россию" Р.Гуля, "Богема" Р.Ивнева, "Петроградский студент" В.Каверина.
Иногда цитата выносится в эпиграф произведения. Раздел воспоминаний К.Федина "Горький среди нас", называющийся "1920-1921 годы", предваряет такой эпиграф: "Но нет! Это была действительность, это было больше, чем действительность: это было действительность и воспоминания" (Л.Толстой). Или у Паустовского, мы встречаемся с следующим эпиграфом к первой книге "Далекие годы", где идет речь о ранних годах биографии писателя: "Жизнь моя, иль ты приснилась мне?" (С.Есенин). Она подчеркивает условность ситуации, создаваемой автором, и в то же время указывает, что он основывается на реально пережитом.
Цитаты бывают как точные, так и частичные, явные и видоизмененные, развернутые или сведенные к словосочетанию. Читатель может сразу узнать источник, поскольку указывается даже автор, у которого взята цитата или образ. Иногда же исходный текст приходится устанавливать на основе ассоциативных связей.
В ряде случаев цитата рассчитана на припоминание заглавия произведения. Так, в воспоминаниях К.Бальмонта, образный ряд, построенный на основе строчек из произведений А.Блока и Г.Ибсена: "под солнцем нашей молодости была какая-то узкая тропка, где-то в снежных лесах Сольвейг или на весенних проталинках, где прыгает болотный попик"... рождает ассоциации не только с произведениями указанных авторов, но и со смыслом заглавия блоковского стихотворения ("Болотный покой жизни..."), а следовательно, и с определенной эпохой.
Появление подтекста обуславливает постоянство сопряжения конкретного (личного) времени и библейского или мифологического, погружение, в условный план. Так Г.Адамович пишет о послереволюционном времени: "Времена настали трудные, темные, голодные". И далее развитие сюжета предполагает переход в иной временной план, о чем шла речь выше. _
Определяя, что подтекст подготавливается движением сюжета, исследователи, например, замечают: "Подтексту присущи два вида, два направления композиционных взаимосвязей: от подтекстного высказывания нити ведут и "по вертикали" - вглубь текста (устанавливая соотношение между прямыми значениями слов, составляющих высказывание, и его эмоциональным смыслом), и "по горизонтали" - вширь текста, в его протяженности, устанавливая соотношение между данным высказыванием (деталью, эпизодом) и другими такими же иными - высказываниями". _
Раздвижение и углубление пространственных планов предполагает возможность пространственного перемещения: ведь мы знаем и то, что может произойти и то, что происходит лишь в воображении, сознании или сне. Таким образом предусматривается и возможность расширения сюжетных рамок или его усложнение за счет появления временных перебивок и разнообразных возвращений в ту или иную часть прошлого на основе ассоциаций и реминисценций.
Ведь помимо непосредственного, прямого воссоздания исторического потока событий и описания судьбы главного героя, воспоминания содержат философское, историческое, субъективное осмысление времени, когда на скрещении разных времен отражается движение общественного сознания.
Смещение временных планов и переход одного в другой могут быть реализованы и через создаваемую автором систему превращений. Катаев, например, считает возможность превращения одной из основных собственных способностей: "...человек обладает волшебной способностью на один миг превратиться в предмет, на который он смотрит" или "А что, если вся человеческая жизнь есть не что иное, как цепь превращений?" Катаев, 1, с.218-219.
Подобные же изменения, но уже на уровне сознания фиксирует и М.Зенкевич. Однако, как и Катаев, он обосновывает их состоянием бреда, болезни. Все сказанное позволяет сделать вывод о том, что, проникая во внутренний мир сознания. мемуаристы описывают не только конкретные реальные события, но и те, что могли произойти в их воображении.