Воспоминания. Письма

За неделю до смерти Боря хотел попросить Катю Крашенинникову устроить отпевание на дому. Но я сказала, что обойдусь без Кати, и обещала ему позвать хоть самого патриарха. Я была настроена против Крашенинниковой: она, как оказалось, распускала слухи, будто за два-три месяца до болезни Боря якобы был у врача, который сделал ему рентген легких и прямо в глаза сказал, что у него рак легкого. Эта была явная ложь, он никогда не ездил ни к каким врачам без меня. Он терпеть не мог врачей и рентген, и его надо было вытаскивать насильно. Впоследствии моя правота подтвердилась. Я могла думать, что он ездил на рентген с Ивинской, но после его смерти я обнаружила записку этой дамы. Она писала, что вся его болезнь на нервной почве, ему нужно хорошо отдохнуть, поехать в санаторий, переменить обстановку, ему, наверное, надоели такие личности, как Нина Александровна, Катя Крашенинникова и т. п. По всей вероятности, к т. п. относилась и я. Прочитав эту записку, я поняла, как сильно он верил в меня. Каждый хотел приписать себе важную роль, и кругом распускались всякие лживые слухи и всяческие легенды. Я не переставала удивляться, как Крашенинникова, зная о таком серьезном диагнозе, ничего не сообщила ни мне, ни детям. Мало ли что можно было в таком случае предотвратить. С этих пор я просила не пускать в дом эту «богородицу». Она вечно носилась с иконами, часто бывала в церкви, но не останавливалась перед самым большим грехом – ложью.

Каждый день у нас была Зоя Афанасьевна. Я ее попросила помочь мне: пригласить священника с дьяконом к одиннадцати часам вечера. Хотя я была сама против отпевания, но просьба Бори для меня была священна. 31 мая с него сняли маску и бальзамировали тело. Привезли гроб, мы переложили его, и начались бесконечные визиты корреспондентов, и западных, и наших, они без конца фотографировали его. Из Литфонда мне прислали двух распорядителей по похоронам. Запершись со мной в комнате, они спрашивали, как я представляю себе похороны. «Во время гражданской панихиды, – отвечала я, – будет непрерывно звучать музыка». Юдина дала согласие сыграть трио его любимое со скрипачом и виолончелистом. Стасик должен был сыграть Похоронный марш Шопена, а Рихтер – Похоронный марш из бетховенской сонаты. Распорядители очень беспокоились, не будет ли провокационных речей. Я ответила им: «Я совершенно спокойна и постараюсь провести панихиду так же тихо и скромно, как была скромна и тиха его жизнь».

Вынос тела был назначен на три часа дня 2 июня. Хотя объявления в газете не было и люди узнавали друг у друга[117], к даче шла бесконечная вереница людей. Гроб стоял в столовой и весь был укрыт цветами. Никому и в голову не приходило что-либо выкрикнуть. Беспрерывно звучала музыка, и без конца прибывали все новые и новые люди. Получалось так, как я и думала: в доме создалась тихая, благоговейная атмосфера, которую никто не решился нарушить речами. Остановить людской поток было невозможно. Несколько раз ко мне подходили распорядители, прося прекратить допуск к телу, а я решительно отказывалась и успокаивала их: все происходит настолько благородно и торжественно, что их страхи не оправдываются. Назначили самый крайний срок выноса – полпятого. Таким образом удалось многим людям попрощаться с ним. Говорят, что какие-то корреспонденты стояли у входа и считали людей – насчитали около четырех тысяч. От Литфонда прислали венок[118] с надписью: «Члену Литфонда Б.Л. Пастернаку от товарищей». Привез венок тот самый Арий Давыдович[119], который пятнадцать лет тому назад хоронил Адика. Пришел закрытый автобус, и распорядители настаивали на том, чтобы в нем везти гроб на кладбище. Но Леня, Женя, Стасик и Федя (племянник Б. Л.) заявили категорически, что они будут нести гроб на руках. Распорядители опять пригласили меня в отдельную комнату и сказали: «Это недопустимо, будут какие-нибудь демонстрации». Я отвечала: «Ручаюсь вам головой, что его не украдут и никто стрелять не будет, шествие будет состоять из рабочих, молодых писателей и окрестных крестьян, все его очень любили и уважали, и из-за этой любви и уважения никто не посмеет нарушить порядок».