Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин

Перебегая от воронки к воронке, прячась за срубленными деревьями, преодолевая рвы и завалы, по-пластунски переползая открытые места, мы достигли широкого канала, о котором утром говорил мне командир батальона.

Мост через канал был забаррикадирован деревянными брусьями и железнодорожными рельсами. Слева от моста через канал было переброшено несколько пар рельсов. Я обрадовался тому, что рота сможет перебраться через канал, не бросаясь в воду.

Частью через баррикаду, частью через переброшенные рельсы взводы под огнём противника перешли канал и снова приняли строгий боевой порядок. Мне удалось поднять в атаку и ту цепь бойцов, о которой сказал мне командир батальона. Оправа и позади роты начали подходить подразделения соседнего полка. Мы бежали по огненному морю, на каждом шагу рвались мины и снаряды. Открыв огонь из всех видов" оружия, рота с криком "ура" лавиной бросилась в атаку. Я бежал впереди роты, и мне казалось странным, что я еще живой. Осколки свистят, а я бегу, и вместе со мной вся рота. Нас было впереди человек пять, и мы бросились на ступеньки рейхстага. В это время немецкий снаряд разорвался между высокими колоннами. Справа шёл Якимович. Мы уже поднимались наверх, когда пуля пронзила Якимовичу грудь, и он упал мертвый, с поднятой рукой, в которой сжимал гранату. Кровь Якимовича потекла по ступенькам и запеклась на каменных плитах. Мы похоронили его потом на возвышенности, откуда было видно красное победное знамя, водружённое к тому времени на куполе рейхстага. Ради этого знамени он отдал жизнь, – мы так и написали его старушке-матери.

Когда мы оказались на широкой лестнице, на нас посыпался огненный град. Немцы стреляли из всех окон. Но мы уже коснулись толстых стен рейхстага. Перед нами высилась огромная, в нескольких местах расщепленная снарядами, дверь. Мы закидали трещины гранатами, и в дверях образовались дыры.

В стенах тоже было много проломов, и наши бойцы проникли через них в рейхстаг.

Сначала мы попали в длинный коридор. Казалось, что всё огромное здание шевелится. Где-то гулко отдавались шаги, где-то громко кричали по-немецки. Сразу разобраться в обстановке было невозможно, Одно было ясно, что в здании находится много немцев и нам придётся повоевать. Конец коридора до самого потолка был заставлен бочками и ящиками. Мы пошли направо и попали в зал. Перед нами промелькнуло несколько немцев. Они с криком бежали и строчили из автоматов. В зале я увидел огромную статую женщины с весами. Сначала мне померещилось, что я вижу живую женщину и чаши весов в её руках колеблются. Но что только не влезет в голову после стольких трудных ночей!

С правой стороны коридора я оставил заслон силою в одно отделение, другое отделение проникло влево. Остальные бросились в два больших зала, откуда немцы перебегали в левую часть здания.

Один зал был свободен, другой заставлен шкафами с книгами и бумагами. Дым. Полумрак. Мы обнаружили два входа в подвал. Я приказал блокировать их. Закрепившись в залах, мы начали разведку верхних этажей. Я дал уже красную ракету, но вряд ли наши могли её заметить. Все было окутано дымом и пламенем. Телефонной связи не было. Командир отделения телефонистов сержант Ермаков уже несколько раз под ураганным огнём перебегал площадь, отыскивая порывы. В конце концов ему удалось восстановить связь, и он первый донёс по телефону из рейхстага, что мы ворвались в рейхстаг и ведём бой внутри здания, что младший сержант Кантария и сержант Егоров уже водрузили знамя на куполе крыши.

Как обрадовались мы, когда появились капитаны Неустроев, Давыдов, старшие лейтенанты Самсонов, Гусев,, лейтенант Берест, майор Соколовский и многие другие офицеры, которых я прежде не знал! Пришло подкрепление. Кто-то принес высокий бокал.

– Выпьем, Сьянов, в знак водружения знамени, – сказал мне лейтенант Берест.

Мы по очереди хлебнули из бокала.

Скоро наступила ночь. Стрельба как будто несколько утихла. Я решил пробраться вниз. Но скоро обстановка изменилась. Подземелье ожило. Несколько раз мне докладывали:

– Сильное подземное движение.

– Бросайте туда гранаты, – отвечал я. Гранаты здесь решали всё.

Мы забрасывали подвалы гранатами. В конце коридора я велел поставить станковый пулемёт. Как только появлялись немцы, их тотчас же срезали пулемётной очередью. Они появлялись всюду и всюду натыкались на пулемёт или автомат.

С верхних этажей немцы ударили фаустпатроном. Он разорвался между колоннами, как раз на том месте, где на двух ящиках я устроил себе ротный КП. От взрыва полетели камни, и мне пришлось переместить свой КП.

На зорьке кто-то предложил закусить. У нас было масло, сыр, консервы, варенье. Я разрешил бойцам закусить. Во время завтрака все держали гранаты с выдернутыми кольцами, на предохранителе. Несколько раз пришлось прерывать завтрак- и закидывать немцев гранатами.

Автоматчики сообщили, что в подвале опять началось сильное движение. У меня мелькнула мысль, не вздумали ли немцы в плен сдаваться.

– Пусть выходят наверх, – говорю я.

– Хенде хох! – кричит солдат Шубкин.