Воспоминания. Письма

Как нарыв у тебя на животе, как зубы и вообще как твое самочувствие? Как Леничка и ты поживаете? Что слышно с дачей (но ни в коем случае не расстраивай себе по этому поводу нервов. Если тебе и Лене хорошо отдыхается в Доме отдыха, то вот и все, что требуется пока для моей души при данных обстоятельствах).

Здесь было очень душно, и позавчера, в четверг, я так скучал по тебе и Лене, что чуть не сбежал к вам в Переделкино. Наверное, и сделаю это, когда буду знать, что не разминусь с тобой и после того, как пропущу второй том Шекспира для Искусства[308], Генр<иха> IV для Детгиза[309], доработаю два куска в романе и допишу в нем главы о войне. Обо всем остальном расскажет тебе Ма<рия> Эдуардовна. Видел два раза Ан<ну> Андреевну.

Мне бы хотелось страшно повидать тебя и пойти сегодня с тобой на Гаррикин концерт в Доме ученых (начало в 8 часов!). А завтра вечером я никуда не пойду.

Напиши мне обязательно толком о себе, если не приедешь и если ни ты, ни Мар<ия> Эд<уардовна> не собираетесь до вечера назад, то позвони мне в 4, чтобы я знал, как быть мне с концертом.

Целую тебя и Ленечку без конца.

Твой Б.

22 сен<тября 1948>

Дорогая Зиночка!

Т. к. с середины недели живешь ожиданьем вас, то было бы очень хорошо, если бы вы все-таки приехали в субботу. Хотя тут тоскливо и холодно, но в общем почему-то спокойно и хорошо для здоровья. Очевидно, в моей жизни это глубоко укоренившаяся слабость: я люблю топить печи, т. е. в холода, когда есть дрова, люблю быть господином положения, люблю тепло, обеспеченное моими собственными руками, люблю не зависеть ни от кого в этом отношении. Вот отчего я всегда засиживался осенью и любил тут зимовать. В холодное время здоровые условия; тепло, хороший стол, здоровый и долгий сон, свет лампы и плодотворный труд как-то облагораживаются и проникаются каким-то высшим поэтическим смыслом, не то что летом.

Кроме того, позапрошлая неделя, потраченная на унизительные корректуры, так опустошила меня, что на прошлой неделе (перед вашим приездом), которую я посвятил опять Фаусту, я работал неважно, надломленно и бессильно, и только на днях это у меня снова пошло по-прежнему. Короче говоря, если не очень похолодает и хватит на эти предположения дров, я бы остался еще полторы недели с тем, чтобы к будущему воскресенью (через одно) мы уложили все, что не нуждается в твоем участии, а ты в воскресенье завершила бы эту укладку и затем мы переехали в понедельник (4 окт.).

Если нет никаких писем, напиши хоть ты мне пару слов. Такое свинство не получать ничего ни откуда!

2) Картин не развешивай. Даже и я думаю их развесить не сразу. Вместе с поломанными, для переостекления, я отвезу Ольге Александровне несколько папиных записных книжек, чтобы стекол пять или десять лучших его рисунков они отобрали там и окантовали. Там есть вещи замечательные, вроде «Кормления», или еще лучше.

Если позвонит Кун[310], в вежливой форме попроси ее, нельзя ли ускорить реализацию петефиевской книжки в Детгизе.

Если позвонит Баранович[311] и окажется, что она заканчивает переписку романа (она перед Коктебелем прервала переписку нескольких экземпляров и почти не возобновляла), передай ей мою благодарность и просьбу, чтобы она спокойно и медленно в течение нескольких дней проверила сделанное и затем ждала моего появления. Она нам ничего не должна, эта работа погашает ее задолженность. Расскажи ей, что сказал Николай Николаевич о Фаусте[312]¹. Если позвонит Ольга Николаевна (из Искусства), скажи, что если у нее будет время читать и ей будет интересно, я дам ей почитать на несколько дней роман.

Завтра, 23-го (в четверг), рождение Жени (его). Было бы необыкновенно великодушно с твоей стороны, если бы ты позвонила К1—47–26 и поздравила его от моего имени.

Сегодня прибывает тело бедной Дженни. Это тут объявили, и многие отправились в Москву (может быть, и ты участвовала во встрече), но я лучше поработаю, мне дорога каждая минута.

Если кто-нибудь звонил или было что-нибудь интересное, черкни мне, пожалуйста. Целую тебя и Леничку.

Твой Б.

<Конец сентября 1948>

Маме

Зина и Леничка, прелести вы мои, я вас крепко люблю. Все-таки это мука и тоска, так спешить всегда с работой наперегонки с принуждением времени, чтобы оно тобою не завладело и тебя не поработило. Как зубы? Они вначале обязательно покажутся тебе неудачно сделанными.

Если будешь развешивать картины, не надо повторять моего размещенья, вызванного расстановкой книжного шкапа и комода, которых теперь нет. Можешь сделать, например, следующее: вытянуть все картины одним рядом в любом каком-нибудь, но строго выдерживаемом соотношении к линии бордюра, так, чтобы их низы упирались в него или чтобы средняя их высотного сечения проходила по нему или как-нибудь еще (тут лучше всего было бы посоветоваться с Ириной) и так, чтобы расстояния между ними по горизонтали были более или менее равны или пропорциональны, т. е. вот как-нибудь так (по двум или трем стенам, пояс такой в один ряд).