Воспоминания последнего Протопресвитера Русской Армии и Флота (Том 1)

В Лейпциге наша миссия, в том числе и я с Розовым, пользовались особенным покровительством лейпцигского богача, коммерсанта Доделя, взявшего на себя хлопоты по всем нашим нуждам, а раньше принимавшего большое участие в постройке храма. Кажется, 3 октября, вся наша миссия во главе с великим князем обедала у него. Конечно, Додель не посрамил себя. Что заставило его проявить такое внимание и к нам, и к храму, - затрудняюсь сказать. Одни говорили: любовь к России; другие - {75} желание получить большой русский орден. Может быть, первое не мешало второму. А может быть, к этому присоединялись еще и коммерческие расчеты.

Торжество началось 4 октября. В этот день в кирхе, любезно предоставленной нам лютеранами, перед гробами с останками наших героев, в присутствии всех членов миссии и чинов русского посольства в Берлине, русских, живущих в Лейпциге и множества немцев, была отслужена панихида, а затем с крестным ходом останки торжественно были перенесены в усыпальницу нашего храма. По пути шествия были выстроены немецкие войска с оркестром музыки, исполнившим "Коль Славен". 5 октября предстояло освящение храма, литургия и молебен. По церемониалу, в конце литургии на молебен должен был прибыть, после открытия своего немецкого памятника, Император Вильгельм со всеми высочайшими особами, съехавшимися на торжество.

Накануне у меня с генералом Жилинским и другими членами миссии происходило совещание о деталях завтрашнего торжества. Ген. Жилинского очень беспокоило, как бы протодиакон Розов своим могучим басом не оглушил Вильгельма.

- Скажите Розову, - просил меня Жилинский, - чтобы он не кричал. У Вильгельма больные уши. Не дай Бог, лопнет барабанная перепонка, - беда будет.

Я передал это Розову. Тот обиделся.

- Зачем же тогда меня взяли. Что ж, шепотом мне служить, что ли? Какая же это служба? - ворчал он. А что мне может быть, если я действительно оглушу Вильгельма? Из Германии вышлют? Так наплевать, - я и так должен буду уехать. Нет, уж, о. протопресвитер, благословите послужить по-настоящему, по-российскому.

- Валяй, Константин Васильевич. Вильгельм не повесит, если и оглушишь его, - утешил я Розова.

Утром 5 октября перед службой я говорю нашему послу в Германии, Свербееву:

{76} - Ген. Жилинский боится, как бы Розов своим басом не повредил Вильгельму уши.

- Ничего не станет этой дубине, - выдержит, - ответил Свербеев. А стоявший тут же свиты его величества ген-майор Илья П. Татищев (Убитый вместе с Государем в Екатеринбурге в ночь с 3 на 4 июля (ст. ст.) 1918 г.), бывший при особе Вильгельма, добавил:

- Оглохнет, так и лучше.

Рано утром 18 октября началось Лейпцигское торжество.

Никогда не забыть мне этого 18 октября. Приехав в церковь задолго до начала службы, я с высокой паперти (Церковь - из двух этажей, причем площадь нижнего гораздо больше площади верхнего. В нижнем этаже усыпальница, в верхнем - храм. Храм, таким образом, стоит как бы на пьедестале, а остаток поверхности этого пьедестала, не занятый храмом, является папертью-площадкою для крестных ходов.) наблюдал бесконечно тянувшуюся мимо церкви к немецкому памятнику, пеструю как разноцветный ковер, менявшуюся, как в кинематографе, ленту идущих войск, процессий и разных организаций. Прошли войска: пехота, кавалерия, артиллерия. Пошли студенты. Они шли по корпорациям, со знаменами и значками, каждая корпорация - в своих костюмах, красивых, иногда вычурных. Студенты шли стройными рядами, как хорошо выученные полки. Порядок не нарушался нигде и ни в чем. Народ чинно следовал по бокам дороги, как бы окаймляя красивую, пышную ленту войск и студенческих корпораций...

У меня замерло сердце: вот она, Германия! Стройная, сплоченная, дисциплинированная, патриотическая! Когда национальный праздник, - тут все, как солдаты; у всех одна идея, одна мысль, одна цель, и всюду стройность и порядок. А у нас всё говорят о борьбе с нею... Трудно нам, разрозненным, распропагандированным тягаться с нею... Эта мысль всё росла у меня по мере того, как я всматривался в дальнейший ход торжества.