Здесь отряд наш вполне сформировался. Он состоял из двух уполномоченных, пяти докторов, фармацевта, двух классных фельдшеров, восемнадцати студентов и сорока санитаров; кроме того, при отряде находились: обозный офицер, вахтер, повар, кухарка, прачка и другая прислуга. В одном из покинутых домов или, вернее сказать, мазанок, устроили склад; другой заняли студенты, а третий мы. Уполномоченные и доктора поместились в палатках. Земляная кухня и столовая находились под открытым небом, и только во время дождя обед подавали под навесом, где, по-видимому, прежде помешалась скотина. Тут у нас хотя и была раскинута палатка для больных, но в ней лежало только восемь человек.
Здесь, на первых же порах, сказалась несостоятельность и непривычка нашей братии к работе. Большая часть санитаров были белоручки и не хотели исправлять таких работ, как дежурство на кухне, прачечной и т. п., а между тем работать было нужно, и людей взять было негде. Но не только эти работы, а и дежурство у больных некоторым не нравилось.
— Неужели мы за тем ехали, — сказал однажды дежуривший со мной товарищ, — чтобы выносить ведра с нечистотами: нас учили только перевязке да переноске раненых.
А на самом деле желать лучшего было невозможно: обращение с нами было вполне гуманное, вежливое, пища вполне достаточная и хорошая, а работы почти совсем не было; мы или делали дорожки от одного помещения до другого, или щипали траву для матрасов, большую часть времени, как и в Бухаресте, занимались стукалкой.
Рядом с нами помешался гвардейский штаб, начальником которого в то время был граф Воронцов-Дашков[135]
. Он и все офицеры штаба обедали постоянно у нас. Обеды были хотя и не роскошные, но и не дурные. Повар, нанятый Петлиным в Бухаресте, умел готовить, а вина из нашего склада, как водится, подбавляли аппетита, поэтому обеды были превеселые: шутки, анекдоты и остроты, что называется, лились рекой.Неделю спустя из нашего отряда отделили часть на позицию под Плевну. Докторам, вероятно, всем хотелось быть ближе к делу, потому что они кидали жребии, и он выпал на долю теперь уже умерших Янковского и Гаусмана. Кажется, так же поступили и студенты; а санитаров Янковский просил выбрать тех, которые казались смелее и выносливее.
В Мидхал-паша мы стояли недели три, а потом поехали далее под Плевну. Все это время шли сильные дожди, и дороги были невыносимые. Мы проехали Горный Студень, Овчую Могилу и Булгарени, и, по мере приближения к Плевне, дороги становились еще хуже, нередко они были запружены артиллерией и транспортами так, что по нескольку часов приходилось выжидать проезда; множество валявшихся замученных лошадей и волов также иногда задерживали путь.
В Порадиме мы остановились на сутки; запаслись тегами и солью и затем отправились в Богот, где в то время находилась главная квартира. Тут к нам прибыли из России доктора Веймар[136]
и Головачев[137] и партия сестер милосердия, часть которых осталась при нашем этапном лазарете.В Боготе совсем не было помещений. Доктора нашли себе маленькую мазанку, а мы разбрелись по клетушкам, в которые сыплют кукурузу. Для студентов и сестер были раскинуты палатки. Склад и кухня также помешались в палатках. Через небольшой проезд, на поляне, в двух больших и шести маленьких палатках был устроен этапный лазарет имени государыни цесаревны, при котором докторами состояли Ген, Куколь-Яснопольский и Бабаев[138]
, а уполномоченным г. Бок. Все прочие доктора и уполномоченный Петлин, с несколькими студентами и санитарами, находились на позиции.Лазарет наш можно было назвать образцовым; изобилие медикаментов и перевязочных средств, хорошие постели и белье и самый тщательный уход вполне успокаивали раненых. Лазарет наш несколько раз был посещаем государем императором, главнокомандующим[139]
, князем Черкасским[140], Пироговым[141] и Боткиным[142] и всегда получал похвальные отзывы.Из Богота я два раза был командирован в Систово за покупками провизии и в склад за медикаментами и другими вещами. Поездки эти продолжались по неделе и мне нравились. Кроме удовольствия путешествовать по живописной гористой Болгарии и знакомиться с бытом и языком болгар, которых мы нанимали для перевозки наших вещей, эти поездки приносили мне и еще существенную пользу. Деньги Красного Креста давались щедро, а отчеты принимались по совести, без проверки.
В Боготе, так же как и в Мидхад-паша, к нам частенько заходили гости. Ни один обед не обходился без посторонних, и покойный М.Д. Скобелев[143]
нередко даже засиживался с сестрами.Здесь нашей партии поубавилось. Несколько санитаров захворали, а некоторые, будучи недовольны возлагаемыми на них работами и отношением начальства, уехали обратно в Россию.