Так как уполномоченный, безусловно доверяя моей честности, не входил ни в какие мои распоряжения, то я нередко давал ему отчеты не без греха. Хотя и вменялось мне в обязанность доставлять счеты от купцов, у которых я забирал товар, но я очень часто, ссылаясь на потерю счета, брал у них дубликаты и, подавая уполномоченному отчет, представлял и эти дубликаты как действительные. Я бы мог в то время составить себе капитал, так как, получая жалованье, порционные и имея еще побочные приобретения, пользовался, кроме всего этого, из складов чаем, винами и всем, что могло быть мне нужно. Но я не берег денег и проживал все, что получал, в различных ресторанах и других увеселительных заведениях, которых в Адрианополе было множество.
Впрочем, не я один так грешил и тратил деньги без расчета: мне приходилось видеть офицеров, особенно заведующих разными хозяйственными частями, и интендантов, которые сорили золото без счета и при том еще хвастали, что отсылают тысячи на родину.
Адрианополь в то время процветал, и едва ли когда-нибудь для него будет лучшая пора. Многие торговцы, начавшие тогда свою торговлю с пятью-шестью золотыми, через несколько месяцев уже считались капиталистами. Но более всех нажились евреи, наехавшие в Адрианополь из Одессы и Польши и содержавшие гостиницы и рестораны с прекрасными феями разных нации. В этих гостиницах совершались необычайные оргии и иногда производилась картежная игра в штос. Вообще изобилие русского золота в Адрианополе меня поражало: я видел у некоторых торговцев, на конторках, такие груды полуимпериалов, какие можно было видеть только в Петербурге в меняльных лавках в начале пятидесятых годов. Но при всем том меня поражало и нищенство: старые и молодые женщины и полунагие и босые ребятишки почти на каждом шагу осаждали прохожих, протягивая руку и приговаривая: «Дай пори».
В некоторое оправдание свое должен заметить, что, пользуясь сам деньгами Красного Креста, я был также не скуп на них и для других: так, прикомандированным в эвакуационный барак тридцати солдатам я исходатайствовал у уполномоченного порционные, каждый день по франку на человека, и за всякие работы расплачивался со всеми щедро.
В июне месяце я схватил лихорадку, но на первый раз она у меня скоро прошла. Не обращая внимания на то, что еще не совсем окреп, я продолжал свою прежнюю разгульную жизнь и в один вечер, подгуляв порядком, поехал в сообществе прекрасного пола в Карагач, где было увеселительное заведение «Конкордия». На дороге, намереваясь что-то указать арабаджи (извозчику), я вывалился из фаэтона, разбил себе о камень голову и бывшею в руках тростью с топориком разрезал руку. Я слег в постель, лихорадка вернулась, и я недели две был в очень трудном положении. Но и во время болезни я, хотя не мог сам ездить за покупками в город, делал все распоряжения и сам вел отчетность по хозяйству. От постигшей меня болезни я долго не мог оправиться; изнурительная, перемежающаяся лихорадка, хотя и не в сильной степени, не оставляла меня почти два года и по возвращении в Петербург.
В августе месяце многих больных из Адрианополя эвакуировали в Россию. В госпиталях было меньше работы и меньше требовании от нас. Лошадей и другие ненужные вещи я пораспродал; но склады наши были еще полны. В них находились не только предметы необходимости, но и много предметов роскоши, например: были надпостельные роскошные ковры, превосходные тельные рубашки, вязаные теплые пиджаки, пуховые чулки, туфли и множество других вещей, предназначавшихся для офицеров, но не прибывших вовремя. Видя их ненадобность, я испросил у уполномоченного разрешение взять некоторые вещи себе, а другие раздать кой-кому из наших служащих. Уполномоченный охотно разрешил мне распорядиться ими как я хочу.
В сентябре из Сан-Стефано в Адрианополь переехал Панюгин со всем находившимся при нем персоналом и складом. А.К. Фойгт уехал в Россию, и место его занял уполномоченный Донауров[161]
; а меня назначили агентом для устройства и заведования питательными пунктами для эвакуируемых в Россию больных, между Ямболью и Бургасом.Из канцелярии главноуполномоченного выдали мне несколько десятков полуимпериалов, а из главного склада отпустили два тюка белья, вино, водку, чай и сахар. В мое распоряжение дали двух госпитальных солдат, и, кроме того, я был снабжен от коменданта Адрианополя, полковника Зандрока[162]
, открытым листом, в котором предлагалось как военному, так и госпитальному начальству во всех местах оказывать мне нужное содействие.