Воспоминания пропащего человека

— Ну, что же теперь хочешь. — спросил хозяин. — здесь оставаться или в деревню ехать?

— В деревню, — ответил я совершенно бессознательно.

Хозяин опять посоветовался с приказчиком и, вынув из выручки шесть рублей, велел мне взять их на дорогу. Но я не взял этих шести рублей и сказал:

— Позвольте мне мои тридцать рублей, которые я нашел.

— А, так тебе этого мало! — крикнул хозяин. — Убирайся вон, когда так, не будет тебе ни копейки!

— Не будет, так и не надо, — отвечал я, встав у самого выхода из лавки. — я пойду в полицию, расскажу, как вы меня били, покажу вот эти волосы: да еще расскажу, что вы покупаете краденые стекла с казенного завода (с императорского стеклянного завода нам действительно рабочие таскали ламповые стекла, которые мы покупали за дешевую цену).

С этими словами я быстро вышел из лавки.

Но не отошел я сажен тридцати или сорока, как меня догнал приказчик и сказал, что хозяин приказывает мне воротиться. Я сначала не хотел возвращаться, опасаясь, что меня опять начнут бить; но Павел побожился, что бить меня больше не будут, а хозяин хочет только прибавить сколько-то денег.

Я вернулся.

— Ну, вот тебе, — сказал хозяин, когда я вошел в лавку, — вот, если хочешь, возьми десять рублей на дорогу, а не хочешь, так иди, куда знаешь, жалуйся; а пожалуешься, так я лучше приставу подарю, а тебе ни копейки не дам.

Я постоял, подумал, почесал в затылке и понял, что действительно он может подарить приставу, и я не только ничего не получу, но меня еще высекут. Я взял поданные мне две синенькие ассигнации и ушел.

В доме, где мы квартировали, у меня было заведено знакомство с мастеровыми и дворниками, которые, несмотря на то, что я был далеко не ровня им по годам, нередко водили со мною компанию и относились ко мне с почтением за мои угощения. Получив от хозяина деньги, я прежде всего зашел в одно укромное местечко, где у меня были спрятанные купленные раньше старинные луковицею часы и два романа — «Юрий Милославский» и «Аскольдова могила»[45]; а затем отправился к своим приятелям-дворникам просить у них на время приюта. Конечно, за пару полуштофов мне в этом не отказали. Угостив приятелей и сам вместе с ними угостившись, я под вечер пошел к хозяйке, чтобы получить свои вещи, состоявшие из неважного белья и одеженки, но хозяйка не пустила меня на квартиру без хозяина. Я до такой степени был тогда гадок, развращен и зол, что, хотя сам был крутом виноват, решился отомстить хозяину и сделать на него донос. С этой целью я на другое утро, не стесняясь дальностью расстояния, отправился на императорский стеклянный завод, рассчитывая там увидеть управляющего заводом и рассказать ему, как воруют с завода стекла и как у нас их покупают. Но на счастье мое я не застал управляющего на заводе, а другим не захотел объяснять цели моего прихода. Вернувшись, я купил бумаги, штемпелеванных конвертов и написал два одинаковые доноса, один управляющему заводом, а другой министру уделов[46], так как я раньше слышал, что заводы находятся под его ведением. Но письма эти я опустил в почтовый ящик только тогда, когда пошел на вокзал, чтобы отправиться из Петербурга; это было на второй или на третий день Рождества.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Отъезд из Петербурга Два дня в Твери • Приезд в Москву • Неудачные поиски ночлега • В части • На случайной квартире • Намерение пробраться в Одессу • Возвращение в Москву •Продажа часов и белья • Болезнь • В больнице • Распродажа последних вещей • Путь на родину • Встреча с родными • Жизнь в отцовском доме • Я делаюсь сторожем церкви царевича Димитрия • Комедия с самоубийством • Решение отца отпустить меня в Петербург

Железные дороги в то время не представлял и таких удобств, как теперь. Поезд с пассажирами третьего класса достигал Москвы только через двое суток, и пассажиров возили в тех вагонах, которые теперь назначаются под груз и в которых были поделаны сплошные и узенькие скамейки, а с обеих сторон вагона, в дверях, было вырублено по небольшому отверстию для света, которое на ночь закрывалось доскою, почему в вагоне была совершенная темнота. Но зато пассажирский тариф тогда был очень дешев — я до Твери заплатил только два рубля двадцать пять копеек; а так как из десяти рублей, полученных мною от хозяина, у меня оставалось еще окало шести рублей (остальное я пропил с приятелями мастеровыми и дворниками), то мне этих денег вполне было бы достаточно, чтобы добраться на родину.