Воспоминания провинциального телевизионщика

Что делать?! Продолжать трансляцию? Если это финал, то будет такая пауза в эфире, какие Станиславскому не снились! Остановиться? А если это не конец? Тогда будет конец мне!

И тут вижу: закрывается крышка. Даю крупный план.

– Действительно, финал! – мелькает в моем сознании.

После съемки благодарю маэстро. А он:

– Я выполнил ваше задание?

Снова смотрит на меня и говорит… Но то, что сказал Гилельс, надо было слышать! И не только мне! Будь тогда диктофоны, магнитофоны и прочие звукозаписывающие штучки, я мог бы, не краснея, воспроизвести слова самого Гилельса. Однако сейчас, делая скидку на технические возможности полувековой давности, просто цитирую, краснея:

– Молодой человек! Извините, товарищ режиссер! А ведь вы понимаете музыку, вы ее чувствуете!

Вот так познается радость творчества!

Впрочем, кое-кто из наших студийных познал эту радость раньше минут на сорок. Потому что перед началом эфира Гилельс попросил:

– Можно сделать так, чтобы мне не мешали? Я хочу позаниматься!

А народу в студии – почти никого: один оператор настраивает камеру, второй – молодой парень Юра – только должен подойти.

Мы, эти «почти никого», благоговейно выходим, хотя и понимая, что не каждый день удается послушать, как Гилельс играет гаммы.

И вдруг, в разгар разминки, взглянув в студию сквозь стекло перегородки, я увидел Юру, красовавшегося у рояля там, где обычно стоит солист. Эмиль Григорьевич Гилельс, народный артист Советского Союза, лауреат Ленинской премии, играет какой-то мотив. Я даже не слышу, какой именно, но чувствую… Выскакиваю на площадку: точно! звучат аккорды популярной в те годы песенки Льва Ошанина и Аркадия Островского «А у нас во дворе…»!

Как оказалось, Юра всё-таки заблаговременно пришел в студию. Услышал гаммы, надоевшие ему минут через пять. И по молодости, по незнанию ли брякнул:

– Вы что, не можете что-нибудь другое сыграть?

– Что бы вы хотели? – отзывчиво поинтересовался Гилельс.

– «А у нас во дворе…»! – не растерялся Юра.

– Пожалуйста! – тронул клавиши Гилельс.

В общем, пока маэстро озвучивает трогательную историю о неразделенной юношеской любви для пламенного поклонника творчества Иосифа Кобзона, я шепчу Юре:

– Надень наушники!

И, выйдя из студии, по режиссерской связи кричу:

– С ума сошел, балбес! Это же Гилельс! Величайший пианист!

– Точно, здорово играет! – соглашается Юрка.

Теперь, когда я слышу «А у нас во дворе есть девчонка одна», вспоминаю не девчонку – «Картинки с выставки»…

Международная муха

Люди постарше помнят, что отношения между СССР и Китайской народной республикой долгое время напоминали приливы и отливы: то улучшались, то ухудшались… Важно было следить, чтобы в этих колебаниях политической стихии не оказаться накрытым волной. А ведь была ситуация, когда отношения висели не то что на волоске – на вредном насекомом.

В Челябинске тогда училось много китайских студентов. Некоторые приходили на студию, рассказывали в эфире о себе, своей стране, делились впечатлениями. Однажды появился молодой китаец, симпатичный, в кителе со значком Мао Цзэдуна… В рамках нормализации международных отношений решили дать его в эфир.

Закрыли малую студию, зажглось табло «Микрофон включен».

Наш гость рассказывает, как приехал в Советский Союз, на кого учится…

А в студии – жара, словно в Африке.

Вдруг слышу – муха! Не бог весть какое событие – не Змей-Горыныч ворвался. Рассказчик даже взглядом не повел. А между тем муха, освоившись, садится гостю на руку Тот, не реагируя, продолжает общаться со зрителями.

– Вот это выдержка, – восхищаюсь я.

Совершив несколько виражей по студии, муха технично приземляется на вспотевший китайский лоб. Никакой реакции. Я набираю в легкие воздуха, намереваясь сдуть мерзавку. Но пока собираю всю свою решимость для этого «акта милосердия», вдруг вижу: кожа под мухой задрожала. Причем у человека в кадре дернулось именно то место, где сидело непоседливое насекомое. До сего момента такое мне приходилось видеть лишь тогда, когда лошадь, отгоняя оводов, совершала движение не всем телом, а именно той частью, которая подверглась агрессии.

Тем временем рассерженная муха, вновь совершив ритуальный облет, садится представителю Поднебесной на нос. Тут уже я не знал, чем помочь бедняге.

– Махну – гость испугается. Не отгоню – примет муки от мухи.

И что же? Выступающий, даже не качнув головой, сделал неуловимое движение кончиком носа – муха слетела и исчезла навсегда. Вот таким терпеливым человеком был этот молоденький студент. И разве надо удивляться, что теперь представители Китая доминируют на Олимпиадах!..

Во время следующего эфира тоже появилась муха. Но это была уже совсем другая муха. Она никого не трогала, а, примостившись на теплом софите, думала о чем-то своем.

Быстрее света

Если верить Эйнштейну, скорости быстрее света не существует. Застань великий физик те года, когда мы вещали на одном канале с Центральным телевидением, он бы наверняка подправил свою теорию.