Воспоминания русского Шерлока Холмса. Очерки уголовного мира царской России

– Ну, черт с тобой! Ладно! Я бы не простил, да не хочу подымать шум, раскрывать тайну г-жи X. Я прошу тебя, но ставлю два непременных условия: во-первых – немедленно верни все выманенные деньги, а во-вторых – чтобы через 48 часов тебя не было в России. Я тебя сейчас выпушу, но поставлю за тобой наблюдение, и если к завтрашнему дню ты не принесешь 170 тысяч и железнодорожные билеты на выезд за границу, то будешь немедленно арестован, и тогда уже пеняй на себя. Помни, что подписанный тобой документ у меня. Ну, а теперь можешь идти!

Бразилец в точности исполнил мое приказание и на следующий же день явился с деньгами и с билетом.

– Ради Бога, г. начальник, разрешите жене остаться на некоторое время, чтобы ликвидировать дела с гостиницей!

– Хорошо, но чтоб торопилась.

Через месяц и она выехала из Москвы.

В день отъезда бразильца явилась ко мне сияющая г-жа X., и я ей передал деньги.

– Ах, я так вам благодарна, так благодарна, г. Кошко, что и сказать не могу. Наконец я снова свет Божий увидела, а то, поверьте, все это время ходила как в чаду. Очень прошу вас, передайте вашим людям вот эти 50 тысяч, я так им благодарна!

– Что вы, что вы, сударыня?! Нет, такой суммы я не позволю им принять. Они исполняли лишь свои служебные обязанности.

– Нет, г. Кошко, уж в этом вы мне не откажите! Я непременно желаю их отблагодарить!

– Если вы, сударыня, непременно этого хотите, то поезжайте к градоначальнику и, если он разрешит, оставьте для передачи моим служащим некоторую сумму, но никак не более 5 тысяч; эта сумма будет им щедрой наградой.

Дама так и сделала.

Полицейский пристав и доктор были в двадцать четыре часа уволены в отставку.

Так были спасены семейный авторитет и «добродетель» миллионерши X.

2. Негодяй

Я уже говорил в одном из моих очерков, что начальнику сыскной полиции нередко приходится фигурировать в роли исповедника.

Иной раз самые сокровенные тайны поверяются ему клиентами. В этом отношении мне вспоминается следующий характерный случай.

В девятисотых годах, как-то осенью, начальник Петербургской сыскной полиции Филиппов был в отсутствии, и я заменял его. В приемные часы в мой кабинет вошла элегантно одетая дама, с густым вуалем на лице. Сев в предложенное кресло, она приподняла вуаль, и я увидел перед собой лицо, не лишенное следов былой красоты. На вид ей было лет сорок.

– Я приехала к вам, – сказала она с большим волнением в голосе, – по весьма щепетильному и мучащему меня делу. Но, ради самого Господа, все, все, что я вынуждена буду рассказать вам, должно навсегда остаться между нами. Этого требуют и моя женская честь, и доброе имя моего мужа и детей!

– Вы можете, сударыня, говорить с полной откровенностью. Поверьте, мне нередко по долгу службы приходится выслушивать самые откровенные признания людей, и, разумеется, все ими сказанное не идет далее этих стен.

– Хорошо, я вам верю! Но мне так трудно говорить! – и дама, вынув из сумочки флакончик с английской солью, усиленно принялась ее нюхать.

– Говорите, сударыня, я вас слушаю.

Дама, краснея и волнуясь, принялась поспешно рассказывать:

– Я жена тайного советника Н. (она назвала довольно громкую фамилию одного из петербургских сановников). Как муж, так и я, мы пользуемся оба безукоризненной репутацией. Вот уже пятнадцать лет как я замужем и, конечно, всегда была честной женой и порядочной женщиной. Так продолжалось до встречи с моим теперешним другом. Мы познакомились с ним полгода тому назад. Он молодой, начинающий артист; впервые я увидела его на одном из благотворительных вечеров, организованных под моим председательством. Милый, воспитанный, талантливый! Он стал бывать у нас. Как это все случилось – не знаю; но вскоре я потеряла голову и как ни боролась с охватившей меня преступной страстью, не смогла побороть себя и… постыдно пала.

Дама прижала платок к глазам и остановилась на минуту. Затем продолжала: