Воспоминания сестры милосердия.

Петя начал ходить в гимназию, а мы обе стали искать работу. Я нашла почти сейчас же: приводилась в порядок большая библиотека какого-то кубанского министерства, и я туда устроилась. Ане не повезло: настоящей работы она не могла найти и устроилась подавальщицей в громадной офицерской столовой, где я завтракала как сестра. Аня жалованья не получала, но кормилась там. Так что мы сводили концы с концами. Аня, кроме того, в свободное время работала в комитете генеральши Алексеевой по сбору вещей. Это – работа идейная и, конечно, безвозмездная. Ей приходилось много бегать и часто таскать тюки.

С Петей у нас скоро начались недоразумения: он заявил, что хочет записаться в Добровольческую армию, что он учиться и делать карьеру не имеет права, пока его корпус не освобожден и другие кадеты сражаются. Никакие уговоры на него не действовали. Гимназию он возненавидел. Кроме того, стыдился своего вида. Формы у него, конечно, никакой не было, ходил он в рубашке с красной полоской, которую ему сшили дома. На голове была какая-то шляпа. Он, который всегда прекрасно учился, стал получать единицы. Уроков учить не желал. Я стала по вечерам после службы с ним заниматься, но результаты были самые плачевные. Помню урок русской литературы – Державин. Петя мне сказал, что он ничего понять не может. Я билась, ему объясняя и вдалбливая в голову. На все мои старания он отвечал: «Оставь своих Державиных и Лермонтовых, я все равно ничего не понимаю, я вижу только Добровольческую армию». Я начала бояться, что он убежит. Стала его сама водить в гимназию и тащила его буквально силой.

Глава 2 В добровольческом госпитале

К этому времени, 6 ноября 1918 года, я получила назначение в формирующийся 3-й Кауфманский госпиталь и переехала туда. Аня и Петя остались вдвоем, и с Петей стало еще труднее. Меня из госпиталя отпускали по вечерам к ним, когда я не дежурила ночью. Петя приводил меня в отчаяние. Чем бы это кончилось, не знаю, но он 23 ноября заболел брюшным тифом. Я стала просить старшего врача, доктора Корилоса, положить его в наш госпиталь. Сначала он и слышать не хотел, так как госпиталь был хирургический, но в конце концов, под давлением старшей сестры Амелуг, он согласился, но под мою ответственность, что никто не заразится. Петю положили в мою палату в углу и символически изолировали ширмой. Госпиталь был прекрасно оборудован – сестры все кауфманки, хорошо дисплинированные санитары из пленных немцев, так что нетрудно было для Пети иметь отдельную посуду и принимать все меры предосторожности.

Госпиталь был для тяжелораненых, работы было много, и мы почти не выходили. Жили в больших комнатах, по четыре – по пять. Кроватей для нас не хватило, и мы спали на носилках, под которые подставили деревянные кубышки, чтобы они были выше. Кормили нас хорошо. Формы у меня не было, и поэтому первое время я всегда ходила в халате. Косынки мне сделали, потом постепенно я обзавелась всем необходимым. Правда, бязевое платье с красной полоской долго носила, вместо форменного, с передником, крестом и косынкой.

Когда Петя поправился, меня пустили (15 января 1919 года) отвезти его домой. Аня в это время нашла службу в каком-то министерстве.

Глава 3 Перемены в Москалевке

В Москалевке наши понемногу устроились и жили тихо и мирно. Папа решил заняться дровяным делом. Дрова тогда стоили очень дорого. Сначала папа начал рубить в своем лесу, а когда дело пошло, стал арендовывать у соседей. Постепенно стали продавать не только дрова, но и брусья и доски. Была куплена еще пара лошадей. Дело было сложное, так как все надо было доставать, искать и выписывать из разных мест: инструменты, муку для рабочих, корм для лошадей и т. д.

Постепенно папа начал все лучше и лучше зарабатывать и надеялся не только прожить на доходы, но и снова поднять имение. Петя дома стал быстро поправляться, но все мысли его были о Добровольческой армии. В моей палате в Екатеринодаре лежало несколько раненых кадетов, и, когда Петя перестал быть заразным и уже ходил, он все время проводил с ними и там бесповоротно решил записаться в армию, как только поправится совсем. Он сообщил папе и тете Энни о своем решении, но они и слышать об этом не хотели. Петя как будто смирился.

Вскоре он поехал в Туапсе, там встретился с добровольцами-кадетами и решил удрать. Дома все приготовил, но Женя его выдал. Папа и тетя Энни были в отчаянии. Мы с Петей были очень дружны, он с моим мнением считался, и я решила с ним поговорить.