Воспоминания склеротика (СИ)

      Накануне Нового Года я направился на центральный телеграф отправить маме поздравительную телеграмму. У окошка, где принимали телеграммы, стояла довольно внушительная очередь. Я понял, что не единственный, кто хочет близких поздравить с праздником. Вариантов не было, и пришлось занимать очередь. Впереди меня были  две  смешливые девчонки. Через несколько секунд за мной уже стоял какой-то мужчина. Он был видимо в прекрасном новогоднем настроении и, подойдя, спросил: - вы крайний. – Да - ответил я. – Тогда разрешите, я буду за Вами? – Пожалуйста, – несколько сконфуженно ответил я. Моё смущение было вовсе не от веселости гражданина, занявшего очередь за мной, а оттого, что и голос его, и лицо были мне удивительно знакомы. Я стал судорожно вспоминать, где мог видеть этого человека. Это мучительное припоминание длилось довольно долго. Очередь была большая и двигалась медленно. Наконец, моё любопытство победило, и я, повернувшись, спросил-- извините, пожалуйста, вы в Симферополе не бывали? – Ну, как же? Конечно, бывал и неоднократно. -- Ответил, улыбаясь, веселый человек. - Снова напряженная попытка вспомнить. – Простите, а в Ялте? – В Ялте непременно, чуть ли не каждый год. – Впереди стоящие девчонки, глядя на меня, давились от смеха. Я решил больше не думать ни о знакомом голосе, ни о знакомом лице. Ну, видел где-нибудь, ну и что? Но мысли зудили меня, как чесотка. – Мне, конечно, неудобно беспокоить, – снова обратился я к стоящему за мной гражданину, -- но скажите, я не мог увидеть Вас в Омске или в Ташкенте? – Вполне могли, поскольку неоднократно бывал и там, и там.  – Вы что, путешественник? – Нет, я актер. -- Девчонки уже, и не пытаясь скрыть смех, надрывались от хохота. Да и другие люди, прислушиваясь к нашему разговору, улыбались. Вдруг меня как будто пронзило током. «Боже мой, ведь это Плятт!» – Извините меня ради бога! – прошептал я, не глядя в глаза известного артиста. –  Нет, ничего, не смущайтесь. Мало ли как бывает. – Он сказал ещё что-то, но я уже ничего не слышал. Оставив очередь, я выбежал на морозный воздух. Лицо моё горело. Мне было ужасно стыдно того, что я сам себя поставил в такое глупое положение. Правда, в театре я Плятта ещё не видел, да и в кино, в те времена, тоже не очень часто. Наверное, час я бродил по морозной Москве, а вернувшись на телеграф, снова занял очередь, стараясь не глядеть по сторонам. Но вдруг мой взгляд остановился на людях, стоящих рядом у окошка, где принимали телеграммы за рубеж. Там стояли двое мужчин и женщина. Так вот, я обратил внимание, что под меховым воротником у неё голое тело, этакое глубокое декольте. В помещении телеграфа было не холодно, но ведь на улице мороз. Мне показалось, что дама одета не по сезону. Или, может быть, у иностранцев уже есть такой материал, имитирующий тело? Я, забыв про недавний конфуз, стал так внимательно всматриваться в полуобнаженную грудь, что вызвал веселый смех стоящих в очереди. Мне снова в смущении пришлось уйти, хотя заветное окошко уже было близко. Стоя у дверей телеграфа, я увидел, как дама с декольте выходила на улицу. Мужчины открыли ей дверь, а она большой меховой муфтой прикрывала  голое тело. Они спустились по ступенькам на тротуар и сели в красивую машину. Я понял, что они направляются, вероятно, на какой-то  прием, а у дамы такой фасон платья. Мороз ей не страшен, поскольку её руки прикрывают муфтой грудь. А всё остальное, что необходимо, делается мужскими руками. Встав в очередь в третий раз, мне всё же удалось поздравить маму с Новым Годом.

      Однако судьбе было угодно, чтобы я не стал артистом еврейского театра. Это был 1948 год. Мы все радовались и гордились, узнав об образовании государства Израиль, тем более, что Советский Союз признал его одним из первых. Но после приезда Голды Мейер в Москву, когда в синагоге старые евреи устроили настоящий митинг с криками: - мы ждали тебя три тысячи лет. После того, как российские сионисты подняли голову, в столице начались весьма неприятные истории. Сталин с таким положением дел не хотел мириться. Убийство Михоэлса уже совершилось ещё до всех этих событий. А тут пошли разговоры о закрытии еврейского театра. В начале сорок девятого года мы разъехались на зимние каникулы, а когда вернулись, театр был закрыт, великий актер Вениамин Зускин и ряд его коллег арестованы. Арестован был и директор нашего училища Беленький, а само училище расформировано.

      После столь неудачной попытки получить профессию актера я вернулся домой. Некоторые студенты нашего училища были приняты в другие театральные учебные заведения. Я и не пытался этого делать. Во-первых, у меня не было никаких связей, а во-вторых, мама себя очень плохо чувствовала после сложной операции по удалению груди и тяжелого лечения.

      В Симферополе, ежемесячно меняя работы, не находил ничего интересного. Единственное, что приносило радость, это возврат в театральный коллектив Дома учителя. Ребята там подобрались веселые и дружные. Нас связывала не только совместная работа и любовь к театру, но и теплые приятельские отношения.