Воспоминания солдата

Для предотвращения этой угрозы я предложил Гитлеру создать новую группу армий в районе между бывшей группой армий «А», которая с 25 января стала называться «Центром», и бывшей группой армий «Центр», которая называлась теперь «Севером». Эта группа армий в этом районе должна была заново организовать оборону и приостановить наступление противника. Чтобы выбрать командующего и штаб для этой группы армий, которая будет действовать на весьма опасном участке фронта, я связался с генерал-полковником Иодлем из штаба оперативного руководства вооруженными силами. Я предложил ему выбрать один из штабов групп армий, находившихся на Балканах, а именно – штаб фельдмаршала барона фон Вейхса. Я хорошо знал генерала фон Вейхса и особенно высоко ценил его характер и военные способности. Он был умным, честным и храбрым солдатом, т. е. по своим данным больше других был способен спасти тяжелое положение, если это еще было вообще возможно. Иодль обещал поддержать меня во время доклада Гитлеру. Казалось, что мне удастся осуществить свой план. Когда же 24 января я внес на рассмотрение Гитлера свое предложение, последний ответил: «Фельдмаршал фон Вейхс производит на меня впечатление усталого человека. Я не верю, что он может справиться с этой задачей». Упорно защищая свое предложение, я сказал, что Иодль тоже придерживается моего мнения. Но тут меня постигло большое разочарование, так как Иодль, к сожалению, неудачно упомянул о глубокой религиозности фельдмаршала, а это явилось причиной того, что Гитлер бесцеремонно отклонил мое предложение и вместо Вейхса назначил Гиммлера. Эта явная ошибка фюрера привела меня в ужас. Я использовал все свое красноречие, чтобы оградить злосчастный Восточный фронт от этой бессмыслицы. Но все было напрасно. Гитлер утверждал, что Гиммлер очень хорошо справился со своей задачей на Верхнем Рейне. Имея под рукой армию резерва, он быстро сможет ее использовать. Поэтому он лучше всех обеспечит новый фронт как солдатами, так и техникой. Попытка хотя бы передать хорошо сработавшийся штаб Вейхса рейхсфюреру СС тоже провалилась. Гитлер приказал, чтобы Гиммлер сам подбирал себе штаб. Начальником штаба он назначил бравого бригаденфюрера СС Ламмердинга, который до этого времени командовал танковой дивизией СС. Этот человек не имел никакого представления о тяжести штабной работы в формируемой группе армий. Та скромная поддержка, которую я смог оказать этому новому штабу, прикомандировав к нему офицеров генерального штаба, не могла полностью компенсировать крупных недостатков в работе как командующего, так и его начальника штаба. Гиммлер собрал вокруг себя ряд офицеров СС, большинство из которых не было подготовлено к выполнению своей задачи. Только после весьма горьких и пагубных для общего дела уроков честолюбивый Гиммлер стал более сговорчивым.

25 января я встретился с министром иностранных дел империи в его новом роскошном кабинете на Вильгельмштрассе. Здесь господин фон Риббентроп узнал горькую правду. Он, видимо, не считал обстановку настолько серьезной и, когда я подробно ему обо всем рассказал, был сильно потрясен и спросил у меня, соответствует ли истине все то, что я ему сообщил. «Генеральный штаб начинает, кажется, нервничать», – сказал он. Да, действительно, нужно было иметь сверхчеловеческие нервы, чтобы сохранять при таких напряженных усилиях спокойствие и рассудок! Сделав обстоятельное сообщение об обстановке на фронтах, я спросил у «руководителя Германии по внешнеполитическим вопросам», готов ли он пойти вместе со мной к Гитлеру, чтобы предложить ему действовать в направлении заключения хотя бы одностороннего перемирия. По моему мнению, речь должна идти в первую очередь о западных державах. Господин фон Риббентроп ответил буквально следующее: «Нет, этого я сделать не могу. Я являюсь верным последователем фюрера. Я знаю совершенно точно, что фюрер не захочет вести никаких дипломатических переговоров с противником, и поэтому не могу доложить ему о вашем предложении».

Я спросил его: «Что вы скажете, если русские через три-четыре недели будут стоять под Берлином?» Не скрывая своего ужаса, господин фон Риббентроп воскликнул: «Вы считаете это возможным?» Когда я заверил его, что это не только возможно, но при нашем теперешнем положении совершенно очевидно, он на некоторое время потерял присутствие духа. Я снова поставил перед фон Риббентропом вопрос, пойдет ли он со мной к Гитлеру или нет, но министр не смог дать положительного ответа. Единственными словами, которые он произнес при прощании со мной, были: «Все остается между нами, не правда ли?» Я дал обещание.