Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

- Ну, если так, - решили мы с женой, - так мы тебя проучим!

Жена, разумеется, больше не пыталась возобновить разговор о визите, и так как графиня Алефельд с своей стороны тоже не проявляла никакой инициативы, то в конце концов вышло так, что официально мы с ней остались незнакомы. Когда у нас в посольстве бывали какие-либо большие приемы, на которые приглашались все дипломаты с женами, мы регулярно посылали приглашения только графу Алефельду, с которым я был официально знаком, но без графини Алефельд, с которой моя жена была официально незнакома. С точки зрения нормального дипломатического этикета такое поведение было, конечно, издевательством над Алефельдами, но почтенная графиня пожинала то, что посеяла.

История эта стала достоянием дипломатического корпуса и английских политических кругов (сознаюсь, мы кое-что сделали для ее популяризации), везде вызывая смех по адресу графской четы.

Эта протокольная война между советским посольством и датской миссией в Лондоне шла год за годом, в течение шести лет, вплоть до отъезда Алефельдов на родину. Когда в 1938 г. на смену Алефельду приехал новый датский посланник граф Ревентлов, я при первом же свидании с ним откровенно рассказал ему о причинах этой "войны" и выразил надежду, что отныне отношения между советским посольством и датской миссией будут вполне-нормальны. Ревентлов заверил меня, что все будет в порядке. Он сдержал свое слово, и с тех пор между советскими и датскими дипломатами в Лондоне не только восстановился мир, но и начали постепенно складываться хорошие отношения.

Отдельно хотелось бы сказать о дипломатах - членах "Комитета по невмешательству в дела Испании", существовавшего в Лондоне в 1936-1939 гг., в период национально-революционной войны в Испании.

Начну с лорда Плимута. Это был аристократ, род которого получил баронское звание еще в начале XVI в. Он являлся пятнадцатым по счету бароном в своем роду и был женат на дочери одиннадцатого по счету в своем роду графа Вемисс.

Окончив аристократическую школу в Итоне и затем Кембриджский университет, Плимут, убежденный консерватор и один из крупнейших помещиков страны (он владел 12 тыс. га земли), избрал политическую карьеру: был членом лондонского муниципалитета, депутатом парламента, товарищем министра в нескольких ведомствах и, наконец, в 1936 г. стал заместителем министра иностранных дел. Высокий, плечистый, лет 50, с большой головой, покрытой редкими блекло-желтыми волосами, со спокойно-респектабельным выражением лица, Плимут как бы воплощал в себе образ, обычно связываемый с понятием "лорд". Он обладал прекрасными манерами и изысканно-дипломатическим складом речи. Все его движения, жесты, повадки были исполнены благообразной торжественности. Вдобавок к этому Плимут отличался большой выдержкой: за все два с половиной года работы комитета я не помню ни одного случая, когда бы он вышел из себя и наговорил каких-либо резкостей (хотя поводов для того было достаточно).

Однако в этом большом, импозантном и холеном теле жил небольшой, медлительный и робкий ум. Природа и воспитание сделали Плимута почти идеальным олицетворением английской политической посредственности, которая питается традициями прошлого и заповедями стертого пятака.

В качестве председателя комитета Плимут представлял собой совершенно беспомощную и часто комическую фигуру. Правда, он умел, сделав серьезно-бесстрастную мину, суммировать в гладких фразах итоги прений (сказывался продолжительный парламентский опыт) и был бы, несомненно, хорошим руководителем какой-либо солидной и спокойной комиссии по рассмотрению вопроса об открытии нового университета или по размежеванию границ между двумя провинциями. Однако Комитет по невмешательству в испанские дела меньше всего напоминал такую комиссию. Это была не тихая заводь, а стремительно мчащийся по камням поток. На каждом шагу таились опасности. Неожиданные ходы и контрходы членов комитета то и дело создавали критические ситуации. Даже в Лиге Наций - этом первенце новой, демократической дипломатии - не было ничего подобного.

Председателю комитета чуть не на каждом заседании приходилось сталкиваться с взрывами политических мин, с настоящими дипломатическими бурями. От него требовались быстрота, сообразительность и гибкость мысли, умение вовремя предложить приемлемый для сторон компромисс. А у Плимута ничего этого не было. Не удивительно, что он часто попадал в чрезвычайно тяжелое положение, и тогда... Впрочем, я лучше нарисую типичную картинку.