Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

Внутри дом не походил на обычные английские дома. В центре его находился большой двухсветный зал, отделанный темным резным дубом. Широкая дубовая лестница вела к такой же балюстраде, опоясывавшей весь зал. К дубовому залу внизу примыкал белый бальный зал, за которым шли небольшая серая гостиная и красивый зимний сад с пальмами и скульптурными украшениями. Во всех этих приемных помещениях было много старинной мебели, мраморных столов, художественных ваз и других украшений, привезенных из петербургских дворцов. Тут же внизу при мне находился кабинет посла, выходивший окнами в сад, а также кабинеты советника и первого секретаря.

Во втором этаже вокруг дубового зала был расположен ряд комнат, частью для жилья, частью для служебных надобностей. Две угловые комнаты меньшего размера с окнами на улицу - желтая гостиная и коричневая столовая - были оборудованы для малых приемов. Здесь мы обычно устраивали чаи или завтраки для отдельных гостей или для небольших групп. По другую сторону дубового зала, окнами в полпредский сад и с чудным видом на Сады Кенсингтона, помещалась квартира посла. Состояла она из трех довольно нескладных комнат. В одной крайней комнате мы устроили спальню, в другой крайней комнате - мой частный кабинет, а средняя - длинная, сараевидная высокая комната - стала нашей столовой и домашней гостиной в одно и то же время. Моя жена потратила немало времени и усилий на то, чтобы создать в ней хоть некоторое подобие уюта и в конце кондов как будто бы успела в этом. Позднее мы пробили в столовой стену и сделали балкон, выходящий в сад. Конечно, в нашей квартире были лестницы. Без лестниц вообще нельзя себе представить английского дома. Англичане уверяют, будто беганье по лестницам предохраняет от столь распространенного в их стране ревматизма. Оставляю это утверждение на совесть англичан. В нашей квартире средняя и две крайние комнаты были расположены в разных плоскостях: чтобы из стоповой попасть в спальню или кабинет, надо было спуститься на несколько ступенек.

На третьем этаже посольского здания, где было до десятка небольших комнат, жили главным образом те технические работники, которые непременно должны иметь свою резиденцию в посольстве. Во дворе находился маленький флигель, в нем обычно жили шоферы и уборщицы.

Дом был в общем значительно лучше Чешем-хауса, но все-таки не вполне удовлетворял нашим требованиям. Да и не удивительно: "Дом Харингтона" был домом крупного английского магната. В нем в последние годы обычно жили четыре члена семьи Ричардсона и семнадцать человек обслуживающего персонала. Все в доме было приспособлено к такому составу обитателей. Нужды советского посольства были совсем иные. Кроме того, "Дом Харингтона" был недостаточно велик: всего лишь около 30 комнат. Позднее, особенно во время войны, когда размах работы увеличился и численность штата возросла, нам пришлось снимать дополнительные дома.

Впрочем, в те дни конца 1932 г. посольский дом нам очень нравился. И одной из главных прелестей его были прекрасные Сады Кенсингтона. Выйдя из посольства, мы уже через пять минут попадали под столетние буки и липы. Часами бродили мы по цирку, любуясь его клумбами и рассматривая его достопримечательности. Больше всего времени мы проводили около прелестного круглого пруда, где всегда было так много уток и чаек и где стар и млад занимались пусканием игрушечных корабликов и лодок. Здесь было всегда живо, весело, много забавной беготни, много детского крика и смеха. Моя жена со свойственным ей темпераментом быстро включалась в царившую около круглого пруда атмосферу. Особенно ее волновали бумажные змеи, которых много запускалось как раз в этом месте. Как-то однажды она даже купила себе такую игрушку. Однако дальше слов дело не пошло: все-таки ее несколько связывало положение "амбассадриссы"...

Кенсингтонский дворец стоял тут же, в двух шагах от круглого пруда, сумрачный, полузабытый, как старый царедворец в отставке. В нем никто не жил, и за 6 пенсов всякий желающий мог обойти его залы, хранившие на себе далекий отблеск ушедших эпох.

Да, в те первые дни пребывания в посольстве я был доволен своей новой резиденцией, особенно царившей вокруг тишиной. Тихо было на земле в тени вековых деревьев Кенсингтона. Тихо было в небе, в котором не появился еще ни один самолет. Тихо было на "частной" улице. Тысячеголосый гул мирового города не проникал сюда, в этот фешенебельный "квартал миллионеров". И часто, стоя с женой у окна нашей квартиры, я со смешанным чувством изумления и радости повторял: - Точно в деревне.

Советская колония