Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

Причины общие во Франции были те же, что и в Англии: реакция против революции, капитализм против социализма. Частные причины были связаны с многомиллиардными займами, в предшествующие десятилетия данными Францией царскому правительству. Бумаги этих займов находились не только в руках крупных банкиров и промышленников, снимавших с них золотые пенки, но также в руках мелких лавочников, крестьян, консьержек, продавщиц, ремесленников и т. д., которым тузы финансового мира ловко сбывали мелкие купюры своих "кредитных операций". Тем самым миллионы простых людей вовлекались в круговорот мировых финансовых спекуляций, снимая бремя риска с плеч верхушки буржуазии.

Октябрьская революция аннулировала все заграничные займы царской России. Это вызвало во Франции целую бурю. Используя создавшуюся ситуацию, финансовые заправилы подняли на йоги массы мелких держателей и на долгое время совершенно отравили политическую атмосферу страны. Французская правящая верхушка заняла в отношении России, если это только было возможно, еще более "твердолобую" позицию, чем английские консерваторы, и со свойственной галльскому темпераменту страстностью стала делать из нее все логические выводы. Французские генералы в 1918 г. принимали особенно активное участие в антисоветской интервенции. Французский флот в 1919 г. бомбардировал Одессу. Французское правительство в 1920 г. признало Врангеля "законным правителем" России, а когда Врангель потерпел крах, оно захватило часть русского черноморского флота, который так и не вернуло СССР. Когда контрреволюция и интервенция окончательно обанкротились, правящие круги Франции далеко не сразу, пошли по пути, указанному Ллойд Джорджем. В злобе и раздражении они ждали еще три года: только в 1924 г. Париж, наконец, "признал" Москву и установил с ней дипломатические отношения. Однако и после этого франко-советские отношения все никак не могли по-настоящему наладиться: страсти разочарованных займодержателей продолжали шумно бурлить, и подымающиеся от них ядовитые пары туманили слишком многие головы во Франции. На каждом шагу в Европе мы наталкивались на отравленную французскую рапиру, которой подчас удавалось наносить нам довольно чувствительные удары. И так как Франция располагала могущественной сухопутной армией, чего не было у Англии, то с нашей, советской, точки зрения в 20-е годы она представляла даже большую непосредственную опасность для СССР, чем Великобритания.

Когда Англия в 1927 г. порвала отношения с Советским Союзом, Франция, к великому огорчению консерваторов, не последовала примеру своего заламаншского соседа. Тут сыграло роль то соперничество между Парижем и Лондоном, которое окрашивало собой весь период 20-х годов. Париж еще позволял себе тогда подчеркивать свою самостоятельность в международных делах. Зависимость Парижа от Лондона пришла несколько позднее - в 80-е годы.

Кроме того, французские заправилы питали надежду, что если они не порвут с CСCP, то последний, находясь в открытом конфликте с Англией, легче пойдет на соглашение в вопросе о царских долгах.

Однако Франция не сумела до конца сыграть свою роль. Французская буржуазия плохо контролировала свои чувства, когда речь шла о стране большевиков, и, точно в пароксизме антисоветского бешенства, везде и по всякому поводу бросалась в бой против нашей страны. К моменту, когда я приехал в Лондон в качестве посла, трудно было решить, где вражды к СССР больше - в Англии или во Франции. Помню, когда по дороге в Лондон я задал в Париже этот вопрос нашему послу В. С. Довгалевскому, тот усмехнулся своей несколько грустной улыбкой и ответил:

- По-моему, оба лучше.

Я не могу здесь подробно останавливаться на "германской политике" Англии и Франции, однако должен сказать, что эта политика в 20-е годы была проникнута глубокими внутренними противоречиями и что все их действия в отношении недавнего врага сводились к длинной цепи провокационных полумер.