Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

«Мы все были озабочены реакцией Советского правительства на неприятное, хотя и неизбежное, сообщение о том, что в 1942 г. мы не сможем развернуть операций по ту сторону Ла-Манша»[230].

В переводе на более простой язык это означало, что англо-американцы опасались, как бы разочарование, вызванное их отказом создать в Северной Франции второй фронт в 1942 г., не внесло слишком глубокого раскола в коалицию. Правильность моей интерпретации приведенной выше фразы в сущности подтверждает сам Черчилль. Не случайно в телеграмме британскому военному кабинету от 14 августа, посланной из Москвы, он говорит:

«На протяжении всех переговоров не было ни одного, даже самого легкого намека на то, что оно (т.е. Советское правительство. — И.M.) может прекратить войну»[231].

A в отчете Рузвельту и военному кабинету от 16–17 августа Черчилль суммирует свои выводы так:

«В общем и целом я очень доволен своим визитом в Москву. Я не сомневаюсь, что, если бы мои неприятные сообщения не были доведены до советских руководителей: мною лично, результатом было бы очень серьезное расхождение между сторонами»[232].

Однако, по моим воспоминаниям, была еще одна существенная причина, которая побудила Черчилля проявить инициативу в деле свидания со Сталиным, да еще в столь необычной форме («Я хотел бы, чтобы Вы пригласили меня»). Британский премьер о ней совсем ничего не говорит в своих мемуарах, но тем не менее эта причина была весьма реальна и настоятельна.

* * *

События на советско-германском фронте нашли широкий и сочувственный отклик в Англии.

Широкие массы британской демократии были восхищены героизмом советских войск и советского народа, стоявших насмерть против страшного врага. Правящая верхушка с беспокойством думала: «Если русские не устоят на Волге, что станется с нашими владениями на Ближнем и Среднем Востоке?» И те, и другие с величайшим вниманием следили за каждым событием на советско-германском фронте, горячо обсуждали все ходы и контрходы противников, с волнением гадали о конечном исходе гигантской битвы. Газеты были полны самой подробной информации о ее приливах и отливах. Радио по многу раз в день сообщало сводки о происходящих столкновениях на фронте, дополняя их комментариями (не всегда компетентными) военных обозревателей. Всех советских людей в Лондоне — работников посольства, торгпредства, нашей военной миссии — засыпали бесчисленными вопросами, суть которых по существу сводилась к вопросу всех вопросов: устоите вы или не устоите?

Помню, особенно бурно все эти чувства проявились, когда в конце июня 1942 г. отмечалась первая годовщина нападения Гитлера на Советский Союз. Правящая Англия, Сити выражали симпатию и сочувствие, но «в меру». Так же вела себя и «большая пресса», которая в основном отражала их настроение. Зато массы, широкие массы дали волю своей горячности, своему энтузиазму…

По всей стране прокатилась волна больших митингов, посвященных годовщине и проблеме второго фронта. Я сам присутствовал в качестве почетного гостя: на 10-тысячном митинге в «Эмпресс холл» в Лондоне, где главным оратором был левый лейборист и тогдашний член военного кабинета Стаффорд Криппс. Речь его была дружественна в отношении СССР, и самые шумные аплодисменты он сорвал там, где давал понять, что Англия, готовит второй фронт в 1942 г. По настроению, по выступлениям, по оглашенным телеграммам митинг был изумительный. Приветствие пришло даже от архиепископа Кентерберийского. Выходя с митинга, некоторые из наших советских товарищей говорили:

— Почти как в Москве…

Конечно, здесь было известное преувеличение, но все-таки подобная оценка являлась показательной.

В других городах было то же самое. Для присутствия на митингах в качестве почетных гостей я направил в провинцию всех ответственных работников посольства, в частности моего заместителя, советника К.В.Новикова, — в Бирмингем, где должен был выступать лорд Бивербрук. Этот митинг был особенно удачен: он происходил под открытым небом и собрал свыше 50 тыс. человек. Настроение присутствующих было приподнятое. Бивербрук резко ставил вопрос о втором фронте. Митинг встретил его громовыми рукоплесканиями.

Но, пожалуй, еще характернее был такой эпизод. Председатель митинга бирмингемский лорд-мэр Типтафт во вступительном слове, между прочим, бросил:

— Вот говорят о коммунизме… Да если бы сейчас произвести у нас голосование по этому вопросу, большинство страны, пожалуй, оказалось бы в коммунистах!