Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

Во-первых, рабочее движение оказалось почти совершенно не подготовленным к предстоящей борьбе. Не только не были заранее выработаны все технические детали, например, в отношении печати, выбора отраслей труда, подлежащих призыву в первую очередь, во вторую очередь и т.д., но даже не были решены вопросы о длительности стачки и ее целях. Говорили просто «хотим помочь углекопам», однако не оговаривали тех условий, при которых стачка по праву может быть прекращена. Неизвестно было также, объявляется ли стачка на какой-либо определенный срок или же вплоть до победы или поражения? Должна ли стачка носить чисто экономический характер или включать также известный элемент политики? И если элемент политики признается необходимым, то в какие формы он должен вылиться? Такая неопределенность, конечно, ослабляла силу удара пролетариата.

Во-вторых, прямым следствием пораженческих настроений лидеров явилось их стремление проводить всеобщую стачку «в белых перчатках». Одна из левых лейбористок Эллен Вилкинсон не без остроумия сказала, что Генсовет ведет борьбу по принципу: «Ш-ш! Ш-ш! Не разбудите бэби Болдуина!» Эта трогательная забота о спокойствии премьера, впрочем, совпадала с личными переживаниями рабочих лидеров. Они сами смертельно боялись всеобщей стачки и потому охотно делали все, чтобы вырвать зубы у этого страшного чудовища.

С этой целью лидеры сразу решили ограничить размах стачки. Все рабочие силы были разделены на две категории: силы «первой линии» и силы «второй линии». К «первой линии» были отнесены рабочие горной, железоделательной, металлообрабатывающей, строительной и типографской промышленности, железнодорожники, транспортники и некоторые группы чернорабочих. Ко «второй линии» относились газ, освещение, почта, телеграф, телефон, т.е. отрасли, наиболее непосредственно затрагивающие интересы самых широких кругов населения и выход из строя которых способен был давать наиболее быстрый общественно-политический эффект. Генсовет, однако, начал с «первой линии» и ввел в борьбу отрасли труда, стачка в которых может дать эффект не сразу, а лишь спустя значительный срок. О призыве «второй линии» шли только разговоры, но до ее мобилизации дело так и не дошло: лидерам стало страшно, и они предпочли позорно капитулировать. Чрезвычайно характерно, что о забастовке водопровода вообще разговора не было. Общее число забастовщиков накануне ликвидации стачки достигло 3,5 млн., т.е. примерно 25 % всего британского пролетариата тех дней. Как видим, Генсовет не сумел или не захотел ввести в бой даже половины рабочего класса страны.

Генсовет допустил еще одну крупную ошибку. Он провозгласил, что «рабочие не воюют с народом», и под этим предлогом обратился к правительству с письмом, в котором заявлял, что берет на себя заботу о снабжении населения продуктами продовольствия и потому будет пропускать поезда и грузовики с пищевыми продуктами. Правительство, однако, категорически отвергло всякое участие тред-юнионов в снабжении населения продовольствием, взяв эту задачу целиком на себя. Распоряжение же Генсовета о свободном передвижении продовольствия осталось в силе. Таким образом, Генсовет оказывал правительству серьезную помощь в разрешении одной из труднейших проблем, с которой столкнулось правительство.

В конечном счете благодаря хорошей подготовленности буржуазного лагеря и плохой подготовленности пролетарского лагеря (а в особенности трусости генерального штаба последнего) соотношение общественных сил в мае 1926 г. складывалось не в пользу рабочего класса, а в пользу буржуазии. Победа болдуинов и черчиллей была предопределена. Весь вопрос сводился лишь к тому, когда, как, с помощью каких мер и средств она будет достигнута.

Как была сорвана стачка

Из предыдущего ясно, что самым слабым звеном в цепи всеобщей стачки были рабочие вожди, прежде всего Генсовет. Поэтому нисколько не удивительно, что Болдуин и Черчилль в своей борьбе против пролетариата решили бить прежде всего в эту ахиллесову пяту рабочего класса. Роли между ними были прекрасно распределены: Черчилль взял на себя задачу запугивания Генсовета, а потом, когда эта цель была достигнута, на сцене появился Болдуин и в своей обычной елейно-пацифистской манере постарался сорвать плоды подготовленного Черчиллем успеха.