Воспоминания советского посла. Книга 1

Основные линии, по которым тогда проходила борьба между различными группами, и в первую очередь между большевиками, с одной стороны, и всеми остальными — с другой, естественно вытекали из общих позиций различных партий и течений, о которых мы знаем из истории КПСС. Мне нет надобности на этом здесь останавливаться. Следует, однако, сказать, что в годы моей эмиграции деятельность групп и борьба между ними в Лондоне: не отличались особой яркостью и напряженностью. Это объяснялось отчасти тем, что к концу 1912 г, когда я попал в Англию, размежевание между отдельными партиями и течениями зашло уже очень далеко, и количество колеблющихся, из числа которых каждая группа могла рассчитывать на новые пополнения, сильно сократилось. Но было тому и другое основание, коренившееся в особом характере Лондона как эмигрантского центра.

В годы между двумя революциями столицей российской политической эмиграции вне всякого сомнения был Париж. Здесь концентрировалась главная масса эмигрантов (их было так много, что слово «масса» не является преувеличением), здесь находились, руководящие центры тогдашних партий и группировок, здесь выходил целый ряд партийных и эмигрантских органов печати. Известно, что в 1909-1912 гг. в Париже жил Ленин с Н. К. Крупской, жили также известные большевики: Семашко, Владимирский, Луначарский, Инесса Арманд, Сталь, С. Гопнер и др. Только в середине 1912 г. Ленин, чтобы иметь более живую связь с быстро нараставшим в России рабочим движением, переселился в Краков и позднее в Поронино, находившееся в австрийской Галиции, а во время первой мировой войны вынужден был искать убежище в Швейцарии.

В Париже жили также тогдашние лидеры меньшевиков, социалистов-революционеров, бундовцев, польских социал-демократов и др.

При таких обстоятельствах вполне естественно, что именно в Париже развертывалась наиболее шумная и кипучая жизнь политической эмиграции. Именно здесь часто устраивались крупные собрания и дискуссии по текущим вопросам дня; здесь разыгрывались особенно острые столкновения между представителями различных точек зрения; здесь в постоянной борьбе оттачивались конкретные политические формулы и требования. И вся эта борьба в конечном счете выливалась в длительный поединок между большевиками-ленинцами, с одной стороны, и всеми остальными — с другой. Перед войной особенно остро стоял вопрос о характере и судьбах партии, во время войны — о природе войны и о том, как надо вести борьбу против нее.

Глядя сейчас назад, в свете полувековой исторической перспективы, особенно отчетливо видишь, что главный, основной поединок, шел, конечно, между большевиками и меньшевиками. Большевики олицетворяли собой все самое революционное, самое умное, самое прекрасное и благородное, что было в пролетариате, они были провозвестниками его будущего. Меньшевики, напротив, олицетворяли собой все то, что было в пролетариате и его непосредственном окружении самого отсталого, мещанского, близорукого, связывающего его с прошлым эксплуататорского общества; они отражали вчерашний день истории и являлись русской разновидностью европейского реформизма, который сыграл после Октября столь отрицательную роль в борьбе пролетариата за свое освобождение.

Однако за честь считаться столицей российской политической эмиграции Парижу (или точнее парижской эмигрантской колонии) приходилось платить тяжелой ценой. Среди эмигрантов свирепствовала безработица, тысячи людей страшно бедствовали и даже просто голодали, царили совершенно излишние сутолока и суета. Разыгрывалось много склок, ссор, личных конфликтов, в которых, правда, нередко находили какое-то отражение события классовой борьбы, происходившей в России, но которые тем не менее сильно отравляли атмосферу в парижской эмигрантской колонии. Отрицательно действовало также французское окружение: холеричность французского темперамента, жизнь в кафе и на улице, суматошность политической обстановки в стране. Все это вместе взятое значительно осложняло ту серьезную и действительно важную борьбу мнений, которая тогда происходила между различными партиями и группировками.

Н. К. Крупская в своих «Воспоминаниях о Ленине» то и дело возвращается к этой теме. Вот несколько ее характерных высказываний: «склоки, свары было больше, чем достаточно…» «В Париже жилось очень толкотливо»[32] «…Совещание (имеется в виду расширенное заседание редакции «Пролетария» в июле 1910 г. — И. М.) взяло немало сил у Ильича, и после совещания необходимо было поехать и ему куда-нибудь пожить на травке, туда, где не было эмигрантской склоки и сутолоки» «…Склока вызывала стремление отойти от нее. Лозовский, например, целиком ушел во французское профессиональное движение. Тянуло и нас поближе стать к французскому движению…» «Пожить бы еще годика два в атмосфере склоки, да эмигрантщины, можно было бы надорваться»[33] и т. д.

Подводя итоги парижскому периоду эмиграции Владимира Ильича, Н. К. Крупская пишет: