Воспоминания советского посла. Книга 1

А на востоке, за Вислой и Днестром, царский колосс не менее быстро катился к своей жалкой гибели. Уже гремели выстрелы его опричников на Ленских приисках, уже подымалась новая, могучая волна стачек, митингов, демонстраций, восстаний во всех концах страны; уже шла глубокая раскачка крестьянских масс, задавленных нуждой, теряющих терпение и вековую покорность. Уже выходила на авансцену истории руководимая гением Ленина железная фаланга коммунистов, которой вскоре суждено было стать во главе величайшей из великих революций. И одновременно все больше загнивала, разлагалась и дряхлела тупая, жестокая, гнусная, продажная, эксплуататорская система царизма. В последних предсмертных конвульсиях она старалась задушить молодого гиганта — революционный пролетариат и, видя тщетность своих усилий, с тем большей охотой бросалось в кровавые авантюры империалистической экспансии…

Таков был общий исторический фон. А на нем индивидуальные жизни выписывали свои отдельные индивидуальные узоры.

* * *

На первых порах Лондон оглушил и подавил меня. Без знания языка, без денег, без какой-либо постоянной работы я чувствовал себя потерянным и одиноким в этом исполинском каменном океане. У меня случайно сохранилось мое письмо к матери, относящееся как раз к тому времени (оно датировано 28 декабря 1912 г.), и в нем имеются такие строки:

«Скоро два месяца, как я нахожусь в Лондоне, и хотя, разумеется, я не могу утверждать, что знаю его очень хорошо (этакую махину не скоро узнаешь), однако общее впечатление от города и его жизни я себе уже составил, и должен откровенно сказать, что впечатление это не слишком-то благоприятное. Конечно, для меня Лондон очень интересен — с политической и социально-экономической точек зрения, и я нисколько не жалею, что проведу нынешнюю зиму здесь. Однако остаться надолго в этих краях я совсем не хотел бы. Одна мысль о возможности застрять тут на постоянное жительство нагоняет на меня леденящую тоску. Нет, Лондон мне решительно не нравится! Громадный, темный, неуютный, со скучными рядами однообразных маленьких домов, вечно окутанный черным туманом. Здесь солнца не видишь неделями, и это действует страшно удручающе на настроение. Я понимаю теперь, почему сплин называется английской болезнью, и понимаю также, почему Гейне так не любил страну гордых бриттов. Океан давно уже проглотил бы Англию, — однажды сказал он, — если бы не боялся расстройства желудка. И, пожалуй, он не совсем неправ: переварить такой «орешек», как Англия, не так-то просто.»

Случилась так, что вопреки моим тогдашним настроениям я «застрял» в Лондоне надолго. Мне пришлось провести здесь, правда, в несколько приемов и в разных качествах, целых 18 лет. И мое «ощущение» этого города с годами стало меняться. Под конец я даже почувствовал какой-то особый «шарм» Лондона. Но тогда, в первые месяцы моего знакомства с британской столицей, мне было здесь холодно я неуютно. Я искал хоть немножко дружбы и тепла, которые согрели бы мое замерзающее сердце. И я нашел их на этой бедной и закопченной Ооклей-сквер.